Глупо прозвучит, если я скажу, что внешность у неё была неземная, но да, она действительно показалась мне тогда неземной. Более того, это выглядит как-то самонадеянно, правда? Словно я успела повидать на этой бренной земле всё и поэтому могу судить, какие вещи не от мира сего. Конечно, это не так. Но она произвела на меня ошеломительное впечатление: одинокая, посреди непонятно какой дороги и неизвестно какой ночи, когда у меня от холода шёл пар изо рта, либо, наоборот, в воздухе стоял запах остывающего после дневной жары асфальта и дикого винограда. Именно это слово первым пришло мне в голову – неземная.
Она прищурилась, словно её слепил исходящий от моей машины свет фар. Предполагаю, так оно и было, учитывая, что до этого её окружала полная темнота. Возможно, её зрачки резко сузились, а потом заболели от слепящего света. Она могла прищуриться и, возможно, прикрыть рукой глаза. Позднее я узнала, что у неё голубые глаза, того оттенка, который Розмари-Энн называла бутылочно-голубым. За исключением той детали, что если речь идёт о ноябре, то я увидела, что глаза у неё какого-то странного коричневого оттенка, карего, который кажется золотистым. Тем не менее она сощурила глаза, вспыхнувшие радужными бликами, а затем моргнула, не сводя с меня взгляда. Думаю, слово «дикая» в данном случае звучит более уместно и гораздо менее самонадеянно, чем «неземная». Она улыбается – очень слабо, настолько неуловимо, что, возможно, мне это почудилось. Потом делает шаг ко мне навстречу, и я в третий раз спрашиваю, всё ли с ней в порядке.
– Вы, должно быть, замёрзли до смерти. Так и пневмонию легко подхватить.
Или:
– Комары, наверное, вас совсем закусали.
Она делает ещё один шаг и останавливается. Если до этого она и улыбалась, то теперь уже точно нет.
– Ты не можешь вести рассказ в двух временных плоскостях одновременно, Имп. Либо ты выбираешь один, либо другой, но не все сразу. – Голос у неё ничем не примечательный. Не такой удивительный, как её необыкновенные глаза. Обычный голос, как у любой другой женщины. – Со мной всё было совсем не так.
– Но именно так я это запомнила, – протестую я. – Так оно и произошло, в двух вариантах одновременно.
– Ты часто не доверяешь собственным воспоминаниям. Та поездка в Нью-Брансуик, например. Или тот случай, когда ты нашла купюру в семьдесят пять долларов на Тэйер-стрит.
– Купюр в семьдесят пять долларов не существует.
– Так и есть. Тем не менее ты же помнишь, что находила её, верно?
– Если ты хотела, чтобы я запомнила всё в одном-единственном варианте, то не должна была позволять этому случиться дважды.
– А тебе не приходило в голову, что ты должна сделать выбор? Либо одно, либо другое – третьего не дано. Если будешь вести себя подобным образом, то создашь парадокс.
– Это похоже на корпускулярно-волновой дуализм, – отвечаю я, подумав про себя: «Шах и мат». – Материя проявляет свойства волн и частиц, в зависимости от того, каким образом её исследовать. Это ЭПР-парадокс[24]. У меня есть книга по квантовой физике, как выяснилось, я разбираюсь в ней гораздо лучше, чем предполагала, когда покупала её во время дворовой распродажи на Чапин-авеню.
Нахмурившись, Ева Кэннинг произносит:
– Имп, ты заставляешь меня озвучивать твои собственные мысли. Ты разговариваешь сама с собой. Здесь и сейчас только ты одна, меня тут нет.
Верно.
Кроме того, никакой книги на дворовой распродаже я не покупала. Просто стояла тогда, уйдя в чтение с головой, пока старуха, продававшая всякое барахло, не спросила меня, собираюсь ли я её покупать. Я смутилась, промямлив, что нет, мол, я просто смотрю, и положила книжку обратно. Мне пришлось тогда сильно постараться, чтобы выдавить из себя улыбку. Тем не менее я точно помню, что я встречалась с Евой Кэннинг дважды, один раз в июле и ещё раз в ноябре, и что оба раза мы встречались впервые. Я буду вести себя так, словно это не ложные воспоминания, хотя, несомненно, это создаст определённые сложности для рассказывания моей истории с привидениями. Таким образом, создаётся определённый парадокс, и вот так, навскидку, я пока не понимаю, как его разрешить, сведя противоречивые воспоминания в единое целое. Получается, что Ева не могла приехать ко мне с ночёвкой в июле и в ноябре – по крайней мере, не в первый раз, – так ведь? Потому что я помню, что Абалин съезжала от меня лишь раз, произошло это определённо в августе и совершенно точно из-за Евы. У меня есть несколько вещественных доказательств, подтверждающих это.
Чаша весов склоняется в пользу июля, Шоссе 122 и русалок. Соответственно, прочь от Альбера Перро к Филиппу Джорджу Салтоншталлю. Но… у меня такое тошнотворное ощущение, что в следующий раз, когда я сяду об этом писать, чаша весов каким-то образом ухитрится склониться в другую сторону, в пользу ноября, Коннектикута и волков. И фраза про «тошнотворное ощущение» – это не просто фигура речи. Осознание того, что это может произойти, вызывает у меня тошноту. Слабую, но меня определённо подташнивает.
24