— Свое отношение к сексу мать внушила и Энджи?
— Попробую объяснить. Энджи была веселой девчушкой, дети ее любили. У соседей был мальчик, имя уже не помню, они давно переехали.
Энджи тогда было лет семь. У детей уже проявляется в этом возрасте сексуальное любопытство — совершенно естественное явление во всем мире. Примитивные племена в этом отношении гораздо более просвещенные, чем мы, и не делают из секса большой науки. Однако мы, если замечаем у детей такое любопытство, внушаем им, что занимаются чем-то скверным. Такое же отношение и к мастурбации. Твердим, что она свойственна больным детям, даже не допуская, что это вполне нормальная, естественная ступень в сексуальном развитии индивидуума и всего лишь клинический признак незрелости, если наблюдается у взрослого.
Как-то после полудня Мери Пауэлл случайно оказалась возле гаража, а там Энджи и соседский мальчонка разглядывали друг друга. Для такой ведьмы Мери достаточно прыткая. Мальчишку треснула по лицу, тот с ревом умчался домой без двух выбитых зубов, потом отодрала от забора рейку и страшно избила дочь; сколько живу, не слышал даже, чтобы кто-то так измолотил ребенка и тот не умер. Мери должны были посадить, и посадили бы, но за ней стояла церковь. Три недели Энджи провела в больнице. Сломанные ребра, отбитая почка, синяки, ссадины, рваные раны, внутреннее кровоизлияние. Я осматривал, лечил ее, и это, наверно, был последний раз, когда мужчина видел Энджи в чем мать родила. С женскими проблемами и сейчас ездят с матерью в Орландо, там врач — женщина. Когда ее выпустили, напоминала тень, с запавшими глазами, замкнутая. Мери целый год не пускала ее в школу. И еще два года она оставалась незаметной, молчаливой тенью. Нетрудно догадаться, что девочка после такого потрясения потом в переходном возрасте будет иметь осложнения, и в пятнадцать лет они у нее были. Ее привели ко мне прямо с уроков в горячке, с загноившейся рукой. Более слабый организм не выдержал бы. Я быстро отвез ее в больницу, и в первые сутки надежды почти не было. Инфекция распространилась от ожога на внутренней стороне руки. Там были и другие ожоги — одни зажившие, другие в коросте. Я не представлял, откуда они у нее. Наконец ввел немного пентотала, и тут же начался классический приступ истерии: общее окоченение мышц, мраморная бледность, бредовые видения, отождествление с Орлеанской Девственницей. Глупое дитя держало руку в пламени свечи, и, судя по ожогам — раз пятнадцать.
— И выдерживала такую боль?
— Длительный приступ истерии с религиозной одержимостью содержит в себе элементы самогипноза, так что вполне возможно, что и не чувствовала боли. А я — идиот сентиментальный — рассказал Мери, чтобы помогла ребенку. Но Мери гордилась ею! Представляете?
— Умерщвление плоти. Изгнание дьявола. Нил изумленно смотрел на него.
— В точности ее слова. Вы верно объяснили ее ожоги. Эта девушка... у нее великолепные физические данные. Все железы функционируют прекрасно. Нормальная менструация, большие груди, и таз прямо создан для родов, и женские гормоны вырабатываются исправно. Если бы ей хотелось нормальных сексуальных отношений, но она их избегала, считая скверными, то ощущала бы только вину и стыд из-за грешных помыслов. Но эта крупная, здоровая девушка настолько чувственно заморожена, что не испытывает ни желаний, ни любопытства или вины. Когда-то давно в нее заборной рейкой вколотили сознание, что секс ужасен и греховен. У нее он вызывает отвращение. А роскошное тело требует своего. Отсюда истерия, религиозные видения. Ожоги от свечки. Матушку Пауэлл следовало бы скормить крокодилам за то, что сотворила с собственным ребенком.
— Этот внутренний конфликт может сделать ее опасной?
— Способной на убийство? Что? Возможно. При соответствующих обстоятельствах. Но для нее это не было бы убийством. В ее понимании это был бы праведный поступок.
— То есть — наказание, кара.
— Именно так.
— Но правовой ответственности за свои действия Энджи не несет, ибо не отличает добра от зла. Скажите, доктор, может она вообразить, что это Бог велит ей убивать?
— Бог, или Орлеанская Дева, или Отец небесный. Классическое разумное объяснение. Считала бы себя орудием, послушным велениям свыше.
— И могла бы при таких обстоятельствах пойти на обдуманное убийство?
— Вроде бы да. И такой преступник по сравнению с обычным убийцей имеет одно преимущество.
— Какое?
— Он абсолютно уверен в себе, поэтому не испытывает чувство вины. Станиэл, надеюсь, вы ошибаетесь. Но говорили об убийствах. Вы имеете в виду и Джеса Гейбла?
— Да.
— У меня в амбулатории есть его ЭКГ трехмесячной давности. Здоровое сердце. Харв Уэлмо уже звонил мне по этому поводу. Да и Берт Делл тоже, наверно, осматривал тело.
— Где проводили вскрытие?
— Наверно, в морге, потому что в больницу его даже не повезли.
— Вы не могли бы уточнить результаты вскрытия? Нил поднялся, выискивая десять центов:
— Берт обожает вскрывать и очень любит поговорить на эту тему. Когда через пять минут он вернулся в кабинку, в руках держал снова две кружки пива, но вид у него был мрачный.
— Какая-то бессмыслица. Разорвана диафрагма. И перикардиум порван, ему кажется, что сердце вроде бы ударено. Если у человека порок сердца, перикардиум может лопнуть от сильного давления крови, но никаких следов чего-либо подобного нет. Перикардиум — это тонкая, прочная, эластичная ткань. А удар зафиксирован вдоль нижней части правого желудочка. Берт говорит что-то странное: похоже, Джес упал на что-то тупое, вроде кола в заборе.