— Мистер Питт, в этом нет никакой необходимости, — натянуто произнес Гилливрей, и его лицо скривилось не столько от обиды, сколько от отвращения. — Обсуждая эту трагедию, мы только сделаем хуже для родных и близких юноши, усугубим их страдания, а наш долг заключается вовсе не в том, чтобы взваливать на них дополнительное горе, которого, видит Бог, им и без того выпало достаточно.
— Наш долг, мистер Гилливрей, заключается в том, чтобы найти тех, кто убил этого юношу, после чего сбросил его обнаженное тело через люк в канализацию, чтобы его сожрали крысы, превратив в безликие кости, которые невозможно опознать. К несчастью для этих мерзавцев, тело прибило к шлюзовым воротам, и его слишком быстро обнаружил ушлый ассенизатор, искавший, чем бы поживиться.
Гилливрей был потрясен, вся краска схлынула с его лица.
— Ну… я… мне кажется, можно было бы выразиться и помягче.
— И как бы вы выразились? — воскликнул Питт, разворачиваясь к своему напарнику лицом. — Веселая проказа благородных господ, неудачное стечение обстоятельств? Чем меньше говоришь, тем лучше?
Они как раз пересекали улицу, и проезжающий мимо извозчик обдал их грязью.
— Нет, конечно же! — Лицо Гилливрея снова залилось краской. — Это неописуемая трагедия, самое жуткое преступление, какое только может быть. Но, если честно, я не верю, что у нас есть хоть малейшая надежда найти виновного, и, следовательно, нам лучше пощадить чувства родственников, не тревожить их напрасно. Вот и все, что я хотел сказать! По словам сэра Энсти, он не собирается преследовать того, кто… ну… и это уже совершенно другое дело. И тут от нас уже ничего не зависит. — Нагнувшись, он раздраженно вытер с брючины грязь.
Питт промолчал.
К концу дня они обошли тех, кого перечислил в своем списке Джером. Все опрошенные показали, что в тот вечер не видели Артура Уэйбурна и не собирались с ним встречаться, и вообще не имели ни малейшего понятия о его планах. Возвратившись в полицейский участок в пять с небольшим вечера, Питт нашел записку, в которой говорилось, что с ним хочет увидеться Этельстан.
— Да, сэр? — спросил он, закрывая за собой массивную дверь из полированного дерева.
Суперинтендант сидел за письменным столом, а рядом с правой рукой стоял дорогой кожаный набор с чернильницами, порошком, ножом для бумаги и печатями.
— Дело Уэйбурна. — Этельстан поднял взгляд. У него на лице мелькнула тень недовольства. — Так садитесь же! Не торчите здесь словно пугало. — Он с нескрываемой неприязнью оглядел Питта с ног до головы. — Вы ничего не можете сделать со своим костюмом? Полагаю, обратиться к портному вы себе позволить не можете, но, ради всего святого, хотя бы попросите жену его выгладить. Вы ведь женаты, не так ли?
Ему было прекрасно известно, что инспектор женат. Больше того, Этельстан знал, что жена Питта происходит из более благородной семьи, чем он сам, однако суперинтендант предпочитал по возможности забывать это.
— Да, сэр, — терпеливо сказал Питт.
Даже личный портной самого принца Уэльского не смог бы придать ему опрятный вид. Все дело было в какой-то природной неуклюжести инспектора. В его движениях не было расслабленной легкости, присущей истинным джентльменам; энтузиазм так и бил из него ключом.
— Так садитесь же! — отрезал Этельстан. Он терпеть не мог смотреть снизу вверх, особенно на того, кто был выше его ростом. — Ну как, нашли что-нибудь?
Послушно сев, Питт закинул ногу на ногу.
— Нет, сэр, пока что не нашли.
Этельстан смерил его неодобрительным взглядом.
— А я на это и не рассчитывал. Крайне неприятное дело, но это знак времени. Наш город приходит в плачевное состояние: юноши из благородных семейств больше не могут вечером выходить на улицу, не рискуя стать жертвой каких-нибудь душителей…
— Это были не душители, сэр, — раздельно произнес Питт. — Душители нападают со спины и душат шарфом. А этот мальчишка был…
— Не будьте дураком! — гневно оборвал его суперинтендант. — Я не имею в виду религиозную секту![1] Я говорю об общем упадке нравственности в городе и о том, что мы не в силах что-либо с этим поделать. Я чувствую себя отвратительно. Задача полиции заключается в том, чтобы защищать таких людей, как семья Уэйбурнов… и всех остальных, разумеется. — Этельстан хлопнул ладонью по обтянутой бордовой кожей столешнице. — Но если мы даже не можем установить район, где было совершено преступление, я просто не представляю себе, что еще мы можем сделать — кроме того, чтобы оградить убитых горем родственников от общественного внимания, что только усилит их и без того невыносимые страдания.
1
Первоначально слово thug, пришедшее в английский язык из хинди, обозначало членов секты богини смерти Кали, душивших свои жертвы. Впоследствии им стали называть любых убийц.