Почему-то всё это появлялось то с правой стороны, то с левой, а иногда, по какой-то прихоти природы что ли, то вверху, то внизу.
Окружавшие меня картины, медленно вращаясь, то удалялись, то приближались. Всё просматривалось, как-бы через зелёное, чуть мутноватое стекло.
...А вот проплыло подо мной старое, ржавое ведро без дна, а чуть подальше - погнутое колесо от велосипеда. Потом оно почему-то оказалось надо мной - висело в зелёном небе, и не падало...
В голове появился шум, как при счёте - тридцать пять.
А потом..., потом он стал усиливаться всё больше и больше и, наконец, перешёл в звон: такой, знаете ли - типа «Ззззззз», и я подумал - Всё! Всё, больше без воздуха я не смогу и, если сейчас же, сию же секундочку не начну дышать, то задохнусь от удушья.
И я стал дышать!
Воздух был такой густой, и с таким трудом наполнял лёгкие, что я, дыша, никак не мог надышаться. Я чувствовал - мне его не хватает! Очень не хватает!
Тогда я стал усиленно дышать, втягивая его всей грудью и со всей силой, которая у меня была. Потом..., потом чувство нехватки воздуха в какой-то миг ушло, и мне стало так тепло и уютно, что глаза у меня сами собой закрылись, и я уснул в покачивающей меня зелёной колыбели...
Глава вторая
Резко, то ли очнувшись, то ли проснувшись, я открыл глаза, и ничего не понял. Почему-то я лежал боком на траве, а вокруг меня толпились все мои друзья и знакомые товарищи. И какой-то чужой дяденька в мокрой одежде (с неё даже вода капала), закрыв глаза и облокотившись рукой о землю, как мне показалось - счастливо улыбался. Я попытался сесть, но какая-то слабость и головокружение мне помешали это сделать.
Первым увидел, что я пришёл в себя, конечно же, Вовка, и он же помог мне сесть.
А дяденька, наверно почувствовав, как я пытаюсь сесть, открыл глаза и ласково, как папа, когда он в хорошем настроении, спросил: «Ну, как, малец, ожил?» А, затем, улыбнувшись, добавил - «Долго жить будешь!»
Я всё ещё ничего не понимал, и в растерянности только «хлопал глазами». На мне была мокрая одежда, и хотя на улице стояла несусветная жара, мне было почему-то холодно.
Дяденька внимательно посмотрел на меня, потом поднявшись на ноги, взял валявшийся чуть в стороне на земле, велосипед (я его, вначале, даже не заметил) и, сказав на прощание: «Пока, пацаны! Вы уж тут поосторожнее... в воде» - покатил по натоптанной вдоль арыка тропинке.
Тут, «пацаны», все разом, как стая потревоженных галчат, загалдели и, перебивая, вспоминая подробности, и поправляя друг друга, стали рассказывать, что же произошло со мной:
Ты стоял на нашей ступеньке, говорил один, а я тебе крикнул, чтобы ты не трусил и лез в воду. Потом я нырнул, продолжал он, а когда вынырнул, тебя уже там не было. Я решил, что ты где-то рядом плаваешь...
А, я видел, как ты нырнул! - перебивая, стал рассказывать другой пацан, и ждал, когда вынырнешь. Ждал-ждал, а тебя всё нет. Решил, что ты хочешь под водой к нам подплыть...
А, я! - вступил в разговор Вовка, случайно увидел, как что-то под водой проплыло мимо меня, а над водой руки торчат и пальцы шевелятся. Я, как закричу пацанам: «Утопленник! Утопленник!» Ну, все, знамо дело, кинулись на берег - продолжил он рассказ - все выскочили, а тебя нет!
По тропинке вдоль берега какой-то дяденька на велосипеде ехал, заговорил, перебивая Вовку, незнакомый мне мальчик, мы кинулись к нему, и стали говорить про утопленника, и показывать руками...
Ага, не бреши, и совсем не так! - перебил его Витёк, - я первый увидел дяденьку, и стал звать его, а то бы он мимо проехал...
Из всего этого гама я, ещё не совсем хорошо соображая, понял только одно: я утонул, а какой-то посторонний человек, проезжая мимо нас на велосипеде, бросился в воду, вытащил меня из воды и откачал.
Откачал - слово-то, какое! Можно подумать, что он включил насос электрический (я видел, как в городе из арыка воду таким качают), и из меня воду выкачивал...
Интересно, сколько же вёдер воды он из меня выкачал? Никто же в такой панике не посчитал наверно, а зря. Интересно же, сколько воды вмещается в пацана, такого как я? Вот если бы другого мальчика откачивали, а не меня, я бы обязательно посчитал.
После всей этой кутерьмы с моим спасением и разговорами про то, как я «чуть не утопнул», оставалось только договориться, как так сделать, чтобы мои родители не узнали об этом происшествии.
Ну, общим хором-приговором, мы решили держать язык за зубами!
О продолжении купания разговор никто не заводил. Не раздавался среди нас беззаботный пацанячий смех, и никто безобидно не подначивал друг друга - думаю, все были напуганы произошедшим со мной.