– В конфликты не лезь. Другим путем не ходи – только тем, что я показывал. Обрезом тоже не свети попусту, все равно патрон один, много не навоюешь.
– Угу, – угрюмо отозвался я, и так зная все эти правила.
– Если все же наткнешься на панков… беги. И… обрез не отдавай. Цепляйся, кусайся, изворачивайся, но не отдавай. Сам знаешь его цену.
– Угу.
Я закончил шнуровать ботинки на массивной подошве, затем, чуть помедлив, встал, просовывая руки в рукава темно-коричневого потрепанного плаща.
– Ладно, я пошел, – и, постояв немного, добавил: – свет не туши, а то вернусь и ноги себе переломаю в нашей-то груде хлама.
Отец облегченно выдохнул, грустно усмехнувшись, сказал:
– Не переломаешь. У нас ведь только одно инвалидное кресло.
Я улыбнулся в ответ и скрылся за железной дверью.
Лабиринты подземного города казались бесконечными, если не знать их вдоль и поперек. Но сейчас я не жаловался, ведь все эти витиеватые пути отделяли меня от брошенного города наверху. Еще раз повторюсь – я далеко не трус. Просто не люблю проблемы. Наверное, так говорят все трусы. Чем же так страшен город на поверхности, или же просто Поверхность, как ее обычно все называют? Тем, что это место абсолютного хаоса. Там нет закона. Там нет беззакония. Там ничего нет. Ни один приличный человек не живет наверху, ведь почти вечный день рано или поздно сводит с ума любого. А если не это, то химический дождь отравит и погубит твое тело. Либо одиночество. Либо все вместе. Внизу тоже нет закона, но люди тут более спокойные и мирные. Им не нужны лишние проблемы. Те, которых можно встретить на Поверхности – отбитые мародеры. Их прозвали «панками». Почему именно панками? Никто уже толком и не помнит. Бабушка говорила, что раньше это слово означало что-то другое, но потом так почему-то стали называть отморозков Поверхности. Панки – это те, кто не прижились среди людей. Те, кто сошел с ума от такого существования. Те, кто хотел выбраться на свободу. Те, кто не подчинялся ничему. Те, кто не верил ни во что. По большому счету – это озлобленные на все и всех отчаянные люди, которых отвергло общество. Они выживали среди груды ржавых обломков и кислотных дождей, отнимая остатки какой-никакой спокойной жизни у остальных. Их злость обернулась чем-то бесчеловечным: ради забавы они нападали на людей и издевались над ними, попутно отбирая все, что находили. Они никого не убивали – лишь оставляли умирать. Вероятность вернуться живым после встречи с панками была меньше одного процента. Моему отцу вот удалось: он сохранил жизнь, но пожертвовал ногами.
Повернув тугое колесо двери люка, я навалился на него, чтобы открыть. Запах ржавчины ударил мне в ноздри, заставив поморщиться. Искусственная вентиляция хоть и работала здесь внизу дерьмово, но воздух все равно был лучше, чем на Поверхности. Я вылез наружу, приложив ладонь к датчику люка. Электронный замок просканировал мой отпечаток, щелчком блокируя дверь. Такие меры безопасности были введены, чтобы панки не смогли попасть вниз. Да, все верно. Их бросили подыхать в развалинах полусожженной планеты. Может быть, их ненависть не являлась такой уж и безосновательной.
Непривычный солнечный свет ослепил меня. Я быстро достал из внутреннего кармана плаща очки-гогглы и нацепил на глаза. Следом я натянул на руки обрезанные по пальцам перчатки, и поднял на нос шарф, защищая дыхательные пути. Не знаю, насколько достоверными были слухи, но люди нижнего города говорили, что воздух на Поверхности отравляют, чтобы медленно ослаблять и убивать панков. Я не считаю, что это правда, мне просто противен запах ржавчины и гнили.
Быстро добравшись до нужной свалки металлолома, я начал копаться в завалах в поисках нужной часовой детали. Мне попадалось очень много занятных вещей, но времени отвлекаться на них не было. Я начинал злиться, ведь найти нужную вещь на Поверхности становилось все сложнее, так как каждый что-то утаскивал для себя. Никто ничего не создавал, лишь растаскивал обломки прошлой жизни. Наконец, спустя примерно два часа и обойдя три свалки, я нашел более-менее подходящие детали. Уставший и довольный тем, что основная миссия выполнена, я задумался, куда еще можно отправиться за колесами для отцовского кресла, ведь пока что ничего похожего мне не попалось на глаза. Вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, я спустил шарф вниз, вдохнув противный воздух. Мой подбородок уже изрядно взмок и чесался.
– Колеса, значит… – пробормотал я сам себе под нос.
Внезапный скрежет позади заставил меня напрячься.