- Как это год? - Юрий перестал резать ветчину и удивленно воззрился на гостя, получив в ответ не менее удивленный взгляд. - Почему год?
- А что такое? Погоди-погоди... Ты что же, решил, что это тот Шайтан? Тот самый? Да ты что, командир!
Собаки столько не живут, особенно те, которые по-настоящему работают, как Шайтан работал. Это сын его, понял? Когда мы в Москву вернулись, я его еще успел разок повязать. Думали, ничего из этого не выйдет, а вот, видишь, получилось...
- Вон оно что... - Юрий вздохнул. - А я-то думал... Слушай, но ведь вылитый!
- Порода, - сказал хозяин пса и тоже вздохнул. - Как говорится, гены пальцем не раздавишь. Вообще-то, Шайтану бы еще жить да жить. Восемь лет ему было, для собаки - не возраст. Но ранили его крепко, знаешь ли... Ичкеры ведь за него награду объявили - уже после того, как ты ушел. Пять тысяч зеленых - неслабо, да?
Он взял второй нож, по-хозяйски вынул из хлебницы полбуханки "бородинского" и принялся нарезать хлеб толстыми ломтями. Делал он это по-солдатски, прижимая буханку к груди. Споласкивая и насухо вытирая рюмки, Юрий украдкой его разглядывал. Гость мало изменился за те несколько лет, что они не виделись. Он был все так же высок и плечист, но при этом гибок и даже грациозен.
Скуластое лицо с коротким носом немного подсохло, сделалось жестче, серые глаза потемнели, мимика сделалась беднее, но пшеничные волосы и открытая белозубая улыбка почти не изменились. Бывший сержант Валерий Бондарев относился к тому типу людей, которые старятся медленно и почти незаметно для посторонних. Сейчас ему должно было быть где-то около тридцати, но выглядел он моложе.
- Что смотришь, командир? - перехватив взгляд Юрия, сказал Бондарев. Изменился?
- Как раз таки нет, - ответил Юрий. - Так и хочется наряд объявить.
- Считай, что уже объявил, - Бондарев ухмыльнулся. - По кухне... Эх, командир, хорошо-то как! Вот уж не думал и не гадал, что вот так, случайно, в парке...
- Да какой я тебе командир? - Юрий пожал плечами. - Я теперь, если хочешь знать, вообще никто. Помнишь, как полковник Ярцев ругался? "Вольноопределяющиеся раздолбай"... Вот это я и есть - вольноопределяющийся раздолбай. Да ладно, ерунда это все. Расскажи лучше, как сам.
- А что сам? Служил по контракту. Попрыгал, пострелял - ну, чего рассказывать... А потом колонну нашу обстреляли. На том моя служба и кончилась. Завесили мне дыру в легких медалью "За отвагу" да и списали вчистую как непригодного к строевой.
- Ничего себе, непригодный, - сказал Юрий, окидывая взглядом его мощную фигуру. - Хорош инвалид!
- Им виднее, они в очках. Да я не очень-то и упирался. Как-то вдруг противно сделалось, да и тебя, между прочим, вспомнил... Знаешь, когда долго воюешь, звереть начинаешь - потихоньку, незаметно, но... Короче, не нравится мне эта теперешняя мода - каждый, блин, Рембо, каждый - супермен. Сплошные терминаторы кругом, поговорить по-человечески не с кем. Слушай, может, водка уже остыла?
- Кто ходит в гости по утрам, - начал Юрий, открывая морозилку, - тот поступает мудро...
- То тут сто грамм, то там сто грамм, на то оно и утро! - радостно подхватил Бондарев.
- Твой приятель тоже так считает, - сказал Юрий, кивая в сторону двери.
Бондарев повернул голову и поднял брови, с преувеличенным осуждением разглядывая Шайтана, который уже сидел на пороге кухни, склонив голову набок и умильно глядя на стол.
- Ох, бездельник, - сказал он. - Вообще-то, командир, ты про него плохо не думай. Он - пес воспитанный, просто шалит по молодости. Вот попробуй угости его чем-нибудь.
Юрий взял с тарелки кусок ветчины и протянул собаке.
- Шайтан, - позвал он, - Шайтанушка, на, мальчик, трескай на здоровье.
Шайтан подошел к его протянутой руке, понюхал ветчину, сел и отвернулся с таким видом, будто его грубо обидели.
- На, Шайтан, - повторил Юрий. - Вкусно!
Пес покосился на мясо, сделал глотательное движение, облизнулся и опять отвернул морду.
- Да он у тебя, наверное, просто мусульманин, - предположил Юрий. Жалко, говядины нет, я бы его мигом расколол.
Он, разумеется, шутил, и Бондарев наверняка это понимал, однако его так и распирало от гордости за хорошо воспитанного питомца.
- Э, нет, командир, - сказал он, - это ты, извиняюсь, загнул. Смотри, только пальцы береги. Шайтан, свой. Можно!
Что-то аппетитно чавкнуло, и ломоть ветчины, который Юрий держал двумя пальцами, исчез. Шайтан облизнулся, преданно глядя ему в глаза и нетерпеливо переступая передними лапами.
- Опа, - сказал Юрий. - Не собака, а Эмиль Кио...
Я даже не заметил, как он это проделал. Надо еще разок попробовать.
- Не советую, - предостерег Бондарев. - Он такие фокусы может с утра до ночи показывать, а нам закусывать будет нечем.
- Ну еще разок, - сказал Юрий. - Надо же проверить, признал он меня за своего или нет.
- Ну проверь, если жратвы не жалко, - Бондарев пожал плечами и демонстративно отвернулся от пса. - Я вас познакомил, остальное от тебя зависит. Он с кем попало дружбу не водит, и ветчиной его не больно-то купишь. Хотя, по-моему, ты ему нравишься.
- Чует родственную душу, - сказал Юрий, беря с тарелки еще один кусок мяса. - Правда, Шайтан? Я, между прочим, твоего папашу знавал, и очень близко.
Мы с ним однажды сутки в каком-то разбомбленном подвале вдвоем просидели, из одной фляжки пили... Ну, хочешь мясца?
Уговаривать Шайтана не пришлось, и второй кусок ветчины последовал за первым с волшебной скоростью.
- Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу, - назидательно процитировал Юрий, вытирая о штанину испачканные собачьей слюной пальцы. Экий ты, братец, обжора и слюнтяй... Все, все, раздача слонов окончена, все свободны. Обниматься я с тобой не стану, даже не мечтай.
Он отпихнул Шайтана, который пытался взгромоздиться к нему на колени, и принялся открывать бутылку.
- Ты смотри, - с оттенком ревности произнес Бондарев, подставляя рюмку, - какая у вас любовь с первого взгляда. Ни разу не видал, чтобы он к первому встречному целоваться лез.
- Генетическая память, - сказал Юрий, разливая водку. - Я ведь там, в парке, как увидел этот ошейник, тоже чуть было целоваться к нему не полез.
Бондарев усмехнулся.
- Да, ошейник... Давно пора его сменить, да все как-то рука не поднимается. Казалось бы, обыкновенный кусок ремня, а выбрасывать жалко. Память! Правильно ты сказал - генетическая.
- Ну-ну, - возразил Юрий. - Просто память, при чем тут гены?