Если бы водились, рецепт можно было бы опробовать на них. Тараканья отрава для богатых: посыпаешь все углы в доме вместо дуста кокаином, поливаешь "Хенесси" или вискарем подороже, и дело в шляпе...
Тут в голове у него окончательно прояснилось, как бывало всегда после кокаина, и он понял, что беспокоился напрасно: следить за Жуковицким было совершенно бессмысленно. Гораздо важнее было дождаться прихода этой шлюшки в белом халате - медсестры, чтобы потом, когда она уйдет, без помех пробраться в квартиру Байрачного и потолковать со стариком по душам. Ну сколько, в самом деле, можно кочевряжиться? Пора и честь знать...
Потом подъехал тарахтящий "Москвич" медицинской помощи и остановился прямо у подъезда Байрачного.
Шлюшка в белом халате оказалась сухощавой особой под пятьдесят, с совершенно лошадиным лицом и тонкими, как две палки, ногами в растоптанных турецких сапогах.
Край упомянутого халата выглядывал у нее из-под пальто, в руке был чемоданчик с красным крестом на боку - мечта наркомана, если принять во внимание его содержимое. Правда, если эта страхолюдина и была когда-то шлюшкой, то эти времена остались в далеком прошлом.
Хотя-а... Виктор Павлович знавал людей, которые готовы были ради дозы трахнуть хоть курицу, хоть тигрицу - кого угодно, хоть себя самого, лишь бы получить вожделенный укол.
Ему пришло в голову, что было бы неплохо как-то охмурить медичку и подменить в ее чемоданчике ампулы с морфием на какую-нибудь смертоубойную дрянь - желательно такую, чтобы начинала действовать минут через двадцать, через полчаса после ее укола. Подменить прямо с утра, перед началом ее обхода, чтобы все, кому она сделает уколы в этот день, в том числе и Байрачный, тихо окочурились - один за другим, один за другим...
Медичку притянут к ответу как маньячку и серийную убийцу - пускай доказывает, что она не верблюд! Отправят ее, заразу, в Кащенко, будет знать, каково это - оказаться в чутких лапах своих коллег.
Ремизов поймал себя на том, что снова держит в руках брусок кокаина и перочинный нож, и решил: нет, хватит. Пока хватит, иначе это плохо кончится. И без того уже всякая чепуха в голову лезет. Опасная чепуха...
К чему это все - подмененные ампулы, Кащенко, серийные убийства? На самом-то деле все гораздо проще. Сейчас Байрачному вкатят дозу, и он, как уважающий себя больной, мирно уснет и будет спать... Черт его знает, сколько он будет спать, но никак не меньше часа. Этого с лихвой хватит, чтобы спокойно войти в квартиру, найти икону и так же спокойно выйти.
Медсестра вышла из подъезда, придерживая на груди незастегнутое пальто, погрузилась в свой драндулет и укатила. Для верности Ремизов еще немного посидел в машине, выкурил сигаретку и продумал все еще разок, проверяя, не порет ли горячку. Нет, никакой горячки он не порол: появление Жуковицкого в любом случае означало, что ему, нужно спешить. Э, что значит - спешить? Дело нужно было закончить сегодня, сейчас, вот и все, а спешка - понятие растяжимое и неоднозначное.
Виктор Павлович вынул из кармана темные очки, нацепил их на переносицу и низко надвинул кепи с длинным утконосым козырьком. Воротник куртки он поставил торчком, так что тот скрыл нижнюю половину лица. В последний момент ему захотелось выкурить еще одну сигарету; он понял, что начинает трусить и тянуть время, и решительно выбрался из машины.
Перед дверью квартиры Байрачного он на секунду задержался. Он бы постоял еще, но торчать тут, на виду у всех, было попросту небезопасно, и Виктор Павлович решительно вставил ключ в замочную скважину. Делая это, он заметил у себя на руках перчатки и мимоходом поразился: когда, спрашивается, он успел их надеть?
К счастью, долго возиться не пришлось: врезанный в хлипкую дверь простенький замок был даже не заперт, а просто защелкнут и открылся с пол-оборота. Ремизов в последний раз огляделся, толкнул дверь и тихо проскользнул в прихожую.
В ноздри ему ударил затхлый запах больницы и дома престарелых. Раньше Виктор Павлович частенько захаживал в гости к своему учителю и знал, что этот запах появился в квартире совсем недавно - после того, как врачи опустили руки и выписали Байрачного домой на верную смерть. Ремизову вдруг припомнились былые веселые деньки - исторический факультет, аспирантура, горячие споры о вещах, не имеющих никакого отношения к реальной жизни... Чушь, глупость, бесполезная ерунда, но как это было приятно!
Он немного постоял в неосвещенной прихожей, давая глазам привыкнуть к полумраку и чутко прислушиваясь в надежде уловить тяжелое сопение спящего. В квартире было тихо, только в ванной размеренно капала из неисправного крана вода да со двора доносилось пьяное чириканье радующихся первому обманчивому теплу воробьев.
Потом в комнате что-то негромко стукнуло и с трудом узнаваемый голос Байрачного спросил:
- Екатерина Ивановна, это вы? Забыли что-нибудь?
Екатерина Ивановна! Кто там?
Ремизов стиснул зубы и молча потряс в воздухе сжатыми кулаками. Старик даже и не думал спать. Видимо, боль была чересчур сильна, или доза морфия маловата, или проклятая медичка вкатила ему в вену полный шприц дистиллированной воды, а морфий загнала налево - кто знает? Главное, что Байрачный не спал, а это означало, что простенький и безопасный план Виктора Павловича благополучно накрылся. Он осторожно попятился к двери: при сложившихся обстоятельствах немедленное отступление было, пожалуй, самым разумным выходом. Никого не обнаружив в прихожей, старик скоро позабудет об этом происшествии, решив, что оно ему просто приснилось под воздействием морфия. А если не забудет? А если не забудет, то и черт с ним, пускай помнит! Авось, с перепугу станет немного сговорчивее...
Ремизов сделал еще один осторожный, крадущийся шаг к двери и замер, когда под ногой у него дурным голосом взвизгнула расшатанная половица.
- Кто там? - повысив голос, повторил Байрачный.
Из комнаты послышался скрип, негромкий стук и дребезжание потревоженных склянок с лекарствами. По неровному дощатому полу негромко, с натугой зарокотали колеса, и Ремизов мысленно проклял все на свете: чертов полутруп даже не лежал в постели, а сидел в своем трижды проклятом инвалидном кресле и, похоже, направлялся прямиком сюда, в прихожую. Виктор Павлович рванулся к двери, но тут же застыл на месте, осененный новой мыслью: да какого черта? Куда бежать и, главное, зачем? Если старик снюхался с Жуковицким, то вся эта глупая история только даст ему дополнительный толчок, и он поспешит поскорее избавиться от иконы. Ведь ему, старому козлу, безразлично, кому ее отдать, лишь бы не Ремизову.