Запуская двигатель, Юрий поймал на себе острый, какой-то очень профессиональный взгляд Светлова и подумал, что за последние пару лет мальчишка сильно повзрослел, причем не только внешне, но и внутренне.
Карьера - чепуха, особенно в такой малопочтенной газетенке, как "Московский полдень", но, судя по некоторым признакам, Светлов стал Мирону достойной заменой. Во всяком случае, журналист из него, кажется, получился настоящий, без дураков - типичная акула пера из большого города, от которой ничего не скроешь.
"Вон как смотрит, - подумал Юрий. - Наверняка догадался, что я подумал о Мироне. Невелика хитрость, если разобраться. В последние недели перед смертью Мирона слово "шалман" буквально не сходило у него с уст, так что сообразить, о чем я подумал, было нетрудно. И непременно сейчас начнет приставать - расскажи ему про бойцовский клуб, про то, как именно погиб Мирон, да что стало с теми, кто помог ему отправиться на тот свет..."
- Что нового на свете? - нанес он опережающий удар. - Или, как сказал классик, "ладно ль за морем иль худо? и какое в свете чудо?"
Светлов с видимым удовольствием откинулся на мягко пружинящую спинку сиденья, вытянул ноги, благо размеры салона позволяли это сделать, и провел пятерней по коротко стриженным каштановым волосам, сменившим его прежнюю волнистую шевелюру.
- За морем житье не худо, - вслед за Юрием цитируя Пушкина, сообщил он и перешел на прозу:
- Что же касается чудес, то они, как известно, на протяжении последних ста лет случаются в основном поганые.
- Не правда, - сказал Юрий. Улица позади очистилась (видимо, на перекрестке зажегся красный свет), и он задним ходом вывел машину на проезжую часть. - Чудеса случаются всякие, просто о хороших чудесах меньше говорят, да и верят в них не так охотно, как в очередное землетрясение или террористический акт. И в этом, между прочим, большая заслуга средств массовой информации.
Он переключил передачу и дал газ. Ему пришлось напрячь слух, чтобы услышать, как работает двигатель, - машина у него теперь действительно была очень недурная.
- Перестань, - лениво отмахнулся Светлов. - Нынче такие времена, что в газетчиков не швыряется камнями только ленивый. А теперь и ты туда же... Хотя в чем-то ты, наверное, прав. Вот тебе пример так называемого "хорошего" чуда: нашлась икона Любомльской Божьей Матери. Чудотворная. Пропала во время гражданской, а теперь вдруг взяла и нашлась. Один московский антиквар выразил желание вернуть ее церкви - каково?
- Странно, - сказал Юрий. - Похоже на утку. Антиквар выразил желание вернуть... Странно. Даже как-то не верится.
- Вот-вот, - сказал Светлов и рассмеялся. - Если бы я сказал, что известного московского антиквара повязали в аэропорту при попытке вывезти икону за бугор, ты бы поверил. И все бы поверили, не сомневайся, даже если бы это было вранье от первого до последнего слова.
Юрий хмыкнул и полез было в карман за сигаретами, но на курение времени уже не осталось: они приехали. Припарковав машину, он заглушил двигатель и все-таки закурил.
- Публику интересуют прежде всего скандалы и всякие ужасы, - заключил Светлов, - так что ты напрасно обвиняешь во всем журналистов. Мы просто используем то, чего не можем изменить. Перед войной в Ираке все про нее врали: Америка - одно, Ирак - другое, а Россия с Францией - третье. И если я на этом фоне начну публиковать материалы под лозунгом "Как прекрасен этот мир, посмотри", газету просто перестанут покупать.
- То есть идти на материальные жертвы ты не готов, - констатировал Юрий, запирая центральный замок и бросая брелок с ключом в карман куртки.
- Материальные жертвы и финансовое самоубийство - не совсем одно и то же, - возразил Светлов. - И не надо на меня так смотреть. Я знаю, что ты хочешь сказать, помню, чем тебе обязан, и, поверь, извлек из того случая надлежащий урок. Ты доволен? Но даже ты не можешь всерьез настаивать на том, чтобы я перекрасил страницы газеты в розовый цвет и зелеными буквами печатал на них благоглупости.
- Желтый цвет, конечно, приятнее, - рассеянно заметил Юрий, длинными затяжками добивая сигарету.
- Демагог, - с отвращением произнес Светлов.
- Папарацци, - дал сдачи Юрий. - И вообще, чего ты пузыришься? Не надо накручивать себя перед едой, не то оглянуться не успеешь, как заработаешь язву желудка. Я ведь от тебя ровным счетом ничего не требую.
Только уж и ты, будь добр, не требуй от меня выражений восторга по поводу того, что ты печатаешь в своей газете.
Ей-богу, глазу отдохнуть не на чем!
- Хороших историй мало, - пожаловался Светлов, и Юрий подумал, что парень и впрямь повзрослел. Он очень ловко закруглил затеянный Юрием отвлеченный спор и вернулся к тому, что его интересовало. - Практически, их нет совсем. Я имею в виду полномасштабные, законченные истории с прологом и эпилогом, которые можно с интересом и пользой для себя почитать на сон грядущий.
Чтобы добро торжествовало победу, а зло несло заслуженное наказание...
- Не мылься, - сказал ему Юрий, бросая в урну окурок и направляясь в кафе. - Все равно, где сядешь, там и слезешь.
Они вошли в небольшой уютный зальчик, по случаю дневного времени почти совсем пустой, и уселись за накрытый белоснежной скатертью столик у окна.
- Какой же это шалман? - устраиваясь на мягком стуле с высокой спинкой и с одобрением оглядывая со вкусом оформленный интерьер, сказал Светлов. Вполне приличное заведение. Только здесь, наверное, дорого.
- Финансовая гибель тебе не грозит, - поддел его Юрий, - хотя на определенные материальные жертвы пойти все-таки придется. Впрочем, я согласен заплатить за обед, если ты от меня отстанешь. Если хочешь, я буду кормить тебя месяц или даже целый год, только перестань рассматривать меня в качестве новой Шехерезады.
- Заманчиво, - сказал Светлов, с благодарным кивком принимая у подошедшей официантки папку с меню. - Но неприемлемо. Меня неплохо кормят дома, а твои истории стоят как-нибудь подороже здешних обедов. Странный ты человек, Юрий Алексеевич. Некоторым людям совершенно нечего сказать, а они трещат без умолку. Ты же набит ценной информацией по самую макушку и молчишь как рыба. Неужели ты не уважаешь российского читателя?
- Не особенно, - честно признался Юрий, изучая меню.
- Все у тебя не как у людей, - вздохнул Светлов, проигнорировав это признание, которое не было для него новостью.