- Я стучала, - надув сине-зеленые губы, заявила Верка (или Катька).
- А дождаться ответа ты не могла? А вдруг я тут переодеваюсь, или принимаю пищу, или... да мало ли что!..
- Ой, - кокетливо потупившись, заулыбалась продавщица, - какие мы скромные! А то я не видала...
- Рот закрой, - на полуслове оборвал ее Ремизов. - Распустилась совсем. Обратно на панель захотела?
- Сроду я там не была, - процедила Верка, а может быть, Катька.
- Кто не был, тот будет, кто был, не забудет, - бодро процитировал Ремизов и пинком отшвырнул в угол валявшуюся посреди кабинета обертку от шоколадного батончика. - Черт, намусорили здесь, как свиньи... Так что это за покупатель такой, которому я так срочно понадобился?
Продавщица открыла рот, чтобы ответить, но тут ее потеснили, и на пороге возник некий гражданин - вероятно, тот самый покупатель, о котором шла речь. Был он молод, никак не старше двадцати пяти - двадцати семи лет, невысок и худощав, но при этом гибок и ловок в движениях. Физиономия у него была довольно смазливая и где-то даже одухотворенная, как у поэта или, скажем, художника; густые короткие велось; выглядели темными, волнистый чуб отливал приятным каштановым цветом. Одет посетитель был стандартно - в короткое черное полупальто, черные брюки со стрелками и начищенные до блеска кожаные ботинки. Из-под распахнутого пальто виднелся двубортный пиджак, а из-под пиджака - демократичная серая водолазка. Словом, определить по одежде, кто именно стоит на пороге его кабинета, Ремизову не удалось: так мог одеться кто угодно, от банкира до розничного торговца косметикой включительно. Черный матерчатый портфель, который незнакомец держал в руке, так же мало говорил о роде его занятий, как и одежда. Одно было ясно: кем бы ни был этот человек, попрошайкой он точно не являлся.
Правда, попрошайка в наше время - далеко не самое страшное... А вдруг это мент? Или вообще киллер какой-нибудь?
- Здравствуйте, Виктор Павлович, - сказал посетитель. Голос у него был негромкий и вежливый - сразу чувствовалось, что парень получил приличное воспитание и что вежлив он от природы, всегда, а не время от времени и по крайней нужде, как некоторые. - Извините, бога ради, за столь бесцеремонное вторжение. Я очень спешу и только поэтому позволил себе ворваться вот так, без приглашения, даже без звонка... Видите ли, мне рекомендовали вас как крупного специалиста в своей области, а мне срочно нужна консультация - то есть я имел в виду помощь. Помощь такого грамотного и авторитетного специалиста, как вы, уважаемый Виктор Павлович...
- Ну, - проворчал Ремизов, взмахом ладони удаляя из кабинета продавщицу, - должен вам сказать, что я далеко не самый большой специалист в этой области... Кстати, чтобы между нами не возникло недоразумений, какую именно область вы имели в виду? Присаживайтесь, прошу вас.
Ему пришло в голову, что перед отъездом на чужбину было бы неплохо облапошить зеленого новичка. Ведь видно же, что парень - начинающий коллекционер, и не коллекционер даже, а так, болванчик, которому кто-то сказал, что предметы искусства - самое выгодное вложение капитала. Да и капитала особенного у него наверняка нет - скопил тысяч десять, сопляк, и думает, что он Рокфеллер Виктор Павлович гордился своим умением с первого взгляда разбираться в людях. Он знал, что некоторые, и покойный Жуковицкий в том числе, при случае не упускали возможности посмеяться в кулак над этой его гордостью, но все равно верил в то, что видит людей насквозь. Технология этого ясновидения была проста: при встрече со свежим человеком Ремизов всегда предполагал самое худшее, а потом, по мере узнавания, просто отбрасывал лишнее, получая таким образом полный психологический портрет своего визави. Ошибался он при этом едва ли не чаще, чем знакомился с новыми людьми, но ошибок этих не замечал, потому что они не приносили ему разочарований.
Посетитель сел, легко и непринужденно положив ногу на ногу и сцепив на колене тонкие белые пальцы.
На безымянном пальце правой руки поблескивало обручальное кольцо, а белки глаз были розовыми, как у альбиноса, - от недосыпания, что ли? Впрочем, у Ремизова тоже частенько случались дни, когда по утрам он шарахался от своего отражения в зеркале, так что на глаза посетителя он решил не обращать внимания - дело молодое, с кем не бывает...
- Как это - в какой области? - едва ли не с обидой переспросил он. - В области искусства и антиквариата, разумеется!
Ремизов мысленно усмехнулся, обошел стол и уселся, по дороге отшвырнув носком ботинка второй цветастый комок. Посетитель даже бровью не повел воспитание!
- Должен вам заметить, что область искусства слишком обширна, чтобы кто-то мог считаться в ней общепризнанным авторитетом, - сказал Виктор Павлович, борясь с неожиданно подступившей к горлу шоколадно-коньячной отрыжкой. - Давайте не будем ходить вокруг да около, молодой человек, вы ведь сами только что сказали, что торопитесь. Полагаю, придя сюда, вы имели в виду что-то вполне определенное... Кстати, как вас зовут?
- Иван, - слегка привстав, представился посетитель. - Иван Иванович Иванов.
- В Америке это, наверное, прозвучало бы как Джон Смит, - не скрывая усмешки, заметил Ремизов. - Впрочем, воля ваша. Сойдемся поближе, тогда и познакомимся по-настоящему. Нам ведь с вами работать, разве нет?
- Увы, - сказал молодой человек, представившийся Ивановым. - Не далее как послезавтра я улетаю в Лондон - надеюсь, навсегда. Я располагаю некоторой сумой денег в свободно конвертируемой валюте и хотел бы превратить эти бумажки в какую-нибудь настоящую, незыблемую, не зависящую от конъюнктуры ценность.
При упоминании о Лондоне Ремизов едва заметно напрягся. Получалось, что они летят в один день, и хорошо еще, если не одним рейсом! Впрочем, он тут же решил, что, если сумма сделки будет приличной, время отлета можно изменить.
- Мне кажется, я вас понял, - медленно произнес он, вынимая из пачки сигарету. - Но понимаете ли вы, что незыблемые, как вы изволили выразиться, ценности наше государство выпускает за границу с очень большой неохотой?
Он чиркнул зажигалкой и, прищурившись, посмотрел на посетителя поверх огонька.
- Это общеизвестно, - сказал тот. - Именно по этой причине я и обратился не к кому-то другому, а к вам.
- Звучит почти как оскорбление, - сухо заметил Ремизов. - Интересно было бы узнать, кто дал вам такую информацию... Вернее, дезинформацию. Вот что, юноша. Пока вы не произнесли чего-нибудь, о чем впоследствии могли бы горько пожалеть, скажу вам прямо: я не занимаюсь противозаконными сделками и тем более контрабандой.