Андрей ВОРОНИН
ИНКАССАТОР: УТРАЧЕННАЯ РЕЛИКВИЯ
Глава 1
Плотные серые облака, которыми на протяжении многих недель было затянуто небо, в одночасье снялись с места и уползли куда-то в сторону Уральского хребта. Они ушли незаметно и тихо, словно цыганский табор после удачной кражи с лошадиного рынка, и, проснувшись поутру, город увидел над собой яркое, как полированная жесть, небо, а в небе – солнце, которое тоже изменилось до неузнаваемости. Оно перестало быть просто шариком слепящего ледяного света, и лучи его больше не высекали из сугробов миллионы морозных искр – они ощутимо грели, и сугробы буквально на глазах начали оседать, истекая талой водой.
По ночам с обнаженного черного неба на город спускался мороз – не мороз, собственно, а обычные ночные заморозки, которых кое-как хватало лишь на то, чтобы покрыть мокрый асфальт тонкой ледяной корочкой. Корочка эта начинала таять, как только ее касались первые лучи утреннего солнца, и радующийся весне прохожий, бывало, даже не успевал сменить выражение лица – так и рушился, выделывая ногами сложные танцевально-акробатические па, с блаженной улыбкой на бледной незагорелой физиономии.
Словом, в город наконец-то пришла весна, которая, как утверждает статистика, является временем депрессий, авитаминоза и резкого повышения количества самоубийств. Сидя по вечерам перед телевизором с бутылкой пива в одной руке и бутербродом в другой, Юрий Филатов склонялся к мысли, что медики и статистики в чем-то, несомненно, правы. Сам он, как ни странно, вместо тяги к самоубийству испытывал некоторый душевный подъем, поскольку терпеть не мог зиму, но вот у его телевизора – как, впрочем, и у всех телевизоров на бескрайних просторах матушки-России – явно прорезались суицидальные наклонности. Чертов ящик прямо-таки криком кричал, умоляя вышвырнуть его в окно, и бывали моменты, когда Юрия так и подмывало пойти ему навстречу. Телевизор в его представлении постепенно превратился в нечто вроде огромной клизмы, с помощью которой Юрию промывали, увы, не кишечник, а мозги, причем за его же деньги.
Можно было выключить этот ящик, но по вечерам в квартире было чертовски пусто и одиноко. К тому же, выключив свой телевизор, Юрий немедленно начинал слушать бормотание соседских. Это было еще хуже: соседские телевизоры он не мог переключить на другой канал, не говоря уже о том, чтобы заставить их заткнуться.
Но помимо вечеров, к сожалению, существовали еще и дни – солнечные весенние деньки, которые Юрию было абсолютно нечем занять. Неторопливо прогуливаясь по улицам и бульварам, где талая вода весело сверкала на солнце и дворники в оранжевых жилетах размеренно тюкали серые ноздреватые наледи, бывший офицер воздушно-десантных войск Юрий Филатов часами раздумывал над одним и тем же вопросом: как могло случиться, что в огромном уравнении жизни он оказался выведенным за скобки? Жизнь кипела вокруг, пузырясь и булькая, а он, Юрий Алексеевич Филатов, лежал посреди этого кипения и бурления, как подброшенный в котел с солдатскими щами булыжник, не оказывая ни малейшего влияния на вкус варева, не развариваясь и даже не меняя цвета, – просто лежал, и все.
"Безделье, – думал он, шагая куда глаза глядят и щурясь на весеннее солнышко, – безделье и отсутствие необходимости зарабатывать на кусок хлеба – вот и все ваши беды, товарищ бывший старший лейтенант.
Или бывший товарищ старший лейтенант – это уж кому как нравится. Бывший товарищ, в общем… Сытая праздность, приправленная благими намерениями, между прочим, до добра не доводит. Именно она когда-то погубила Россию, и, сколько теперь ни лепи двуглавых орлов на место пятиконечных звезд, назад дороги нет.
Почему нет? Да потому что нет, и точка! Просто не существует…"
Изредка до него долетали отголоски событий, имевших к нему косвенное отношение; однажды он увидел в газете рекламу вновь открывшегося бойцовского клуба, где обеспеченные москвичи могли всласть побить друг другу морды, не опасаясь при этом угодить за решетку.
Из любопытства Юрий посетил одно из клубных собраний, но был разочарован: дорогостоящий балаган с выправленной по всей форме лицензией, боксерским рингом и дежурящим в зале медиком в золоченых очках не шел ни в какое сравнение с подвальной империей Адреналина, где никто ничего не гарантировал, кроме анонимности, и где кровь нисколько не напоминала кетчуп, а выплюнутые зубы никто не торопился вставлять. Бледная поганка, выросшая на трупе организованного покойным Адреналином клуба, показалась Юрию совершенно никчемной, не заслуживающей даже того, чтобы ее растоптали.
Это было просто доходное предприятие вроде казино или публичного дома – грязное, конечно, но в существование чистого бизнеса Юрий Филатов перестал верить уже давно.
Вернувшись в тот вечер домой, Юрий надрался – крепко, по-настоящему. В краткий миг просветления, наступающий порой у мертвецки пьяного человека за мгновение до того, как он упадет лицом в тарелку, Юрий вдруг понял: да, черт подери, вся беда именно в том, что ему давно хочется кого-нибудь растоптать. Хочется просто потому, что ничему другому он не обучен. Любой нормальный человек на его месте, имея деньги, сразу вложил бы их в какой-нибудь бизнес и жил бы себе припеваючи, в равной мере получая от жизни и радости, и неприятности. С капиталом в полтора миллиона долларов можно было начать настоящее, большое дело, но в бизнес Юрия Филатова почему-то не тянуло. Да и начинать свое дело на ворованные деньги не хотелось…
"Бизнес – дело тонкое, – разглагольствовал, бывало, сосед и друг детства Юрия, веселый пьяница из соседнего подъезда Серега Веригин. – Тут, Юрок, понятие требуется. По-английски дело – это бизнес, а по-французски… Ну, угадай, как будет «бизнес» по-французски?
Афера, вот как! Не веришь мне, посмотри в словаре. Вот и получается, что бизнесмен и аферист – это одно и то же… Я так понимаю: либо ты кровь пьешь, либо из тебя, а третьего не дано. Не хочешь пиявкой быть – иди вкалывать руками, или на рынке торгуй, или детишкам в школе мозги компостируй, или, к примеру, в больнице горшки за полутрупами выноси. А какой-нибудь аферист в галстуке будет кровь из тебя сосать да над тобой же и смеяться: дескать, кто ж ему, барану, виноват, что он деньги из воздуха делать не умеет?"
Юрий молча кивал, соглашаясь, и наполнял стаканы, думая о том, что такая жизнь, несомненно, способствует развитию алкоголизма, причем в самой тяжелой форме.
Дело было вечером, делать было нечего… Как тут не выпить? Тем более что препятствий к этому никаких нет и не предвидится.
Да, становиться пиявкой ему все еще не хотелось, да и донором, если честно, тоже – благодарствуйте, побыл уже в этой шкуре, хватит. Он понимал, что оказался в уникальном положении человека-невидимки – абсолютно свободного, никому ничем не обязанного и при этом никому не нужного. Банк исправно выплачивал ему проценты с присвоенных полутора миллионов, что позволяло Юрию вести праздное и при этом безбедное существование этакого рантье. Иногда он приводил к себе женщин; случалось, что женщины приводили его к себе, но дальше третьего свидания дело обычно не продвигалось: Юрию быстро становилось скучно, и, как только это происходило, разрыв делался неизбежным.
"Морда у тебя, Юрок, очень уж прозрачная, прямо как трехлитровая банка, – прокомментировал однажды эту тенденцию Серега Веригин, у которого, казалось, всегда было наготове оригинальное суждение на любой случай. – С первого взгляда видать, чего там внутри – варенье или, скажем, соленые огурцы. Не умеешь ты, Юрок, фигу в кармане прятать. Я, к примеру, всегда вижу, когда мне от тебя отчаливать пора, – на морду твою гляну и вижу, как будто на ней все большими буквами пропечатано. В общем, браток, не морда у тебя, а стенгазета, с такой мордой только ротой и командовать… "
Словом, зима у Юрия Филатова выдалась тяжелая, пьяная и скучная, и наступившая весна не принесла облегчения. Наверное, именно поэтому однажды он проснулся ни свет ни заря и понял: все, дальше так продолжаться не может.
За окном – как всегда, незашторенным – серели ранние предрассветные сумерки. Знакомые силуэты мебели в полумраке казались чуждыми и таинственными. Старенький электронный будильник на прикроватной тумбочке показывал пять с минутами – с какими именно, Юрий не разобрал, потому что в последнее время будильник начал барахлить и вместо обозначавших минуты цифр на дисплее ярко зеленели какие-то неудобопонятные угловатые закорючки. «Вот тебе и дело, вот и забота, – подумал Юрий, поворачиваясь на бок и взбивая подушку ударом кулака, – пойти и купить новый будильник. А то, не ровен час, на работу проспишь…»