Одевался Сан Саныч всегда одинаково – в линялые голубые джинсы, высокие армейские ботинки на толстой рубчатой подошве и растянутый свитер без воротника, хотя от подчиненных своих требовал, чтобы они постоянно были при параде – темный костюмчик, белая рубашечка, галстучек, модельные туфли, носовой платок и идеально вычищенный ствол. На столе, близ левой руки руководителя «Кирасы», стояла ностальгического вида пепельница, представлявшая собой обрезанную снарядную гильзу; в пепельнице дымился длинный окурок, потихоньку превращаясь в кривой столбик серовато-белого пепла.
– Садись, – вместо приветствия сказал шеф, не отрывая взгляда от монитора. – Рассказывай, что там у тебя за пожар.
Произнося слова, он почти не шевелил губами, а остальные лицевые мускулы и вовсе оставались неподвижными, как будто не принимали ни малейшего участия в сложном процессе формирования звуков. Эта его манера казалась Бондареву очень странной – до тех пор, пока кто-то по дружбе не объяснил ему, что на лице у Саныча, которого подчиненные за глаза звали попросту Фантомасом, давно не осталось живого места – – сплошь чужая, пересаженная кожа. Это Бондарев понять мог, поскольку ему самому доводилось гореть и он не понаслышке знал, что такое ожоги третьей степени.
– Да пожара особого нет, – признался Валерий, присаживаясь в кресло для посетителей. – Просто на днях встретил сослуживца. Он сейчас вроде как без работы, а у нас, я знаю, есть парочка вакантных мест.
– Это факт, – продолжая мягко пощелкивать клавишами, согласился шеф. – Но ты ведь знаешь, что наши вакансии не для любого-всякого. Сослуживец, говоришь?
Это что же, голубой берет? «С небес слетает он, как ангел, зато дерется он, как черт…»
Последняя фраза прозвучала с легким оттенком презрения, поскольку Сан Саныч служил в спецназе, берет имел краповый и на десантников посматривал, мягко говоря, сверху вниз. Валерий ни разу не видел своего шефа в деле, но очевидцы рассказывали о нем удивительные вещи, да и гладкие бугры мышц, тут и там выпиравшие из-под растянутого свитера, внушали невольное уважение.
– Два раза прошел Чечню, совсем как вы, – сказал Бондарев. – Любому из наших десять очков вперед даст – ну, кроме вас, конечно.
– Э, – сказал Сан Саныч, – так он же старик! Лет сорок, наверное, да?
– Около того, – вздохнул Бондарев.
– Тогда о чем мы говорим? Тебе известны наши требования. Понимаю твое желание помочь однополчанину, однако работа есть работа. В нашей конторе только два старика – я да наш бухгалтер. Надеюсь, ты ему ничего твердо не обещал?
– Обещал поговорить с вами, – вздохнул Бондарев.
– Ну, это обещание ты выполнил. Зря старался, конечно, но зато совесть твоя теперь чиста. Это, брат, главное дело – чистая совесть. Сам погибай, а товарища выручай, верно? Да ты не морщись, я серьезно. Если бы ты фронтовому другу не попытался помочь, я бы тебя, Бондарь, уважать перестал. Мало ли что это заведомая безнадега! Ведь бывают же чудеса. Если бы наши кореша когда-то свои шкуры берегли, мы бы с тобой, Бондарь, давно сгорели, как поленья, – ты на одной дороге, я на другой… Однако сейчас не война, и возраст есть возраст…
– Сан Саныч, – довольно непочтительно прервал философствующего шефа Бондарев, – вы когда-нибудь слышали об Инкассаторе?
Сан Саныч перестал щелкать мышью и медленно повернул к нему свое мертвое лицо. Его узкие, как смотровые щели танка, глаза изучающе уставились на Валерия, и тот испытал очень неприятное ощущение – ему почудилось, что шеф не просто смотрит, а целится.
– Допустим, – едва заметно шевеля губами, сказал Сан Саныч. – Допустим, слышал. И что дальше?
– Все, – Валерий развел руками. – Вы сами только что сказали, что главное – чистая совесть. Я сказал вам все, что знаю сам, а дальше вам решать. Вам бы, наверное, было неприятно, если бы вы потом как-нибудь сами узнали, что завернули Инкассатора только потому, что я вам не сказал, о ком идет речь.
Сан Саныч пожал могучими плечами, взял из пепельницы забытый окурок, добил его одной короткой затяжкой и сунул обратно в пепельницу.
– Человек-легенда, – сказал он с непонятной интонацией. – Это он сам тебе сказал, что его так зовут?
Бондарев не сразу понял, на что намекает шеф, а когда понял, даже привстал от возмущения.
– Ничего подобного! Я сам догадался. Он по пьянке, по дружбе проболтался насчет того нашумевшего дела с банковским броневиком, откуда четыре лимона баксов умыкнули. Ну, я и смекнул…
– Проболтался, говоришь? Как-то очень вовремя он тебе об этом проболтался. Впрочем, не стану зря наговаривать на твоего приятеля. Может, он и вправду тот самый Инкассатор. Только, знаешь, Инкассатор – это, можно сказать, персонаж фольклора, вроде Ильи Муромца или Змея Горыныча. А фольклор не обходится без некоторого преувеличения. Да и людям, знаешь ли, свойственно меняться. Сегодня он – Илья Муромец, а завтра – просто мешок костей, из которых даже клея не сваришь. Так что же, я должен принимать на работу мешок костей только на том основании, что когда-то он был Ильей Муромцем? У нас охранное предприятие, а не музей древностей. И, кстати, о музее. Постарайся не опоздать к открытию антикварной лавки. Клиент – старик капризный, въедливый, а ехать тебе придется аж на Арбат.
Бондарев понял намек и встал.
– Извините, что отнял время, – сказал он. – Значит, я дам ему отбой?
– Почему же, – снова принимаясь щелкать клавишами мышки, возразил шеф. – Приводи его завтра, поглядим, что это за Инкассатор. В конце концов, это даже интересно, да и вакансии у нас действительно имеются.
Я, знаешь, подумываю открыть при «Кирасе» что-то вроде бюро расследований, а у этого парня, если верить слухам, помимо крепких кулаков, имеется еще и очень неплохая голова. То, что она дураку досталась, – другое дело. Он в этом не виноват, просто бывают такие люди, которые без постороннего руководства не знают, что с собой делать. Нельзя, чтобы такой человек по Москве без дела слонялся. Его непременно кто-нибудь подберет, и будет жалко, если это сделаем не мы, а кто-то другой.
Ну а если он самозванец… Не боишься друга лишиться?
Я его, конечно, пальцем не трону, да вот захочешь ли ты сам после этого с ним разговаривать?
– Он не самозванец, – твердо ответил Бондарев. – Давайте адрес, шеф, а то время и вправду поджимает, а моя тележка – не ваш «Хаммер».
– Дракон тебя подбросит, – сказал Сан Саныч, окончательно переключая свое внимание на монитор. – Он во дворе болтается, я велел ему подождать.
Уходя, Валерий обернулся с порога. Сан Саныч по-прежнему играл мышкой. Стоя в дверях, Бондарев видел волнистое, расплывчатое отражение экрана в полированной дверце шкафа. Судя по этому отражению, каменноликий Сан Саныч развлекался игрой в «Косынку» – совершенно дурацкий пасьянс, предназначенный исключительно для того, чтобы убивать время, целиком поглощающий внимание и не требующий от игрока почти никакого умственного напряжения. Валерий сдержал улыбку и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. «Все-таки Сан Саныч – свойский мужик», – подумал он, идя по темноватому коридору к выходу, где скучал в своей стеклянной будке дежурный.
Дракон действительно поджидал Валерия во дворе.
Он курил, привалившись к переднему крылу битого-перебитого корейского джипа, на котором обычно ездил на работу, а также на природу – половить рыбку, пострелять на радость девкам из пистолета по пустым пивным жестянкам, погонять на бешеной скорости по кочкам и ямам, нажарить шашлыков и выпить водки. В представительских целях Дракон использовал трехлетний «Рено», и Валерию оставалось только гадать, каким образом его напарник, проработавший в «Кирасе» всего на год дольше его, ухитрился накопить такую сумму. Слишком экономным он не выглядел, да и вообще… Родители, что ли, помогают? Вряд ли..
Фамилия Дракона была Дракин – Леха Дракин, простой люберецкий паренек двухметрового роста, накачанный до такой степени, что напоминал обряженный в короткое драповое пальто трехстворчатый шкаф. Ему ничего не стоило поднять автомобиль, ухватившись за бампер, а то и за фаркоп, – поднять, подержать немного на весу и смеха ради развернуть вокруг оси, придав ему такое положение, что не сообразишь, в какую сторону ехать – вперед или назад. Валерия Дракон уважал, потому что был одним из тех, на ком тот демонстрировал свое искусство, когда нанимался на работу в «Кирасу», и продержался против новичка ровным счетом двадцать четыре секунды. «Большой шкаф громко падает, – сказал по этому поводу Сан Саныч, когда Дракон очухался после нокаута. – Учись, качок. Будете напарниками – может, хоть так до тебя дойдет, что сила не в мясе».