Лорд Флитвуд нахмуренно наполнял свой стакан и тоже посмотрел в сторону Несравненного.
Мистер Бомарис распорядился принести бутылку бургундского. Одного его слова было достаточно — и незнакомцу только оставалось бы откланяться с максимальным достоинством. Вот в этом-то и крылась закавыка: для мальчишки это было бы непереносимое унижение, а этот безмозглый шалопай, лорд Уайвенхоу, наверняка не сделал бы ничего, чтобы как-то смягчить удар. Он, конечно, не последует за своим дружком, и тому будет совсем уж скверно, останется там на улице один, точно побитая собака.
Между тем лорд Уайвенхоу уже устроился со своим спутником за столом и начал небрежно знакомить с окружающими. Один из них, лорд Флитвуд, слегка кивнул им и снова бросил вопросительный взгляд в сторону Несравненного, — другим вообще было все равно, раз это дружок Чавкалы. Кто-то, более пожилой, пробормотал себе под нос что-то насчет молодых сосунков, но никто не расслышал.
Мистер Бомарис обвил взглядом сидящих.
— Ваши ставки, господа! — холодным тоном произнес он.
Бертрам, поменявший свою банкноту на небольшую фишку, быстрым движением пододвинул ее к даме, которая была поближе. Другие тоже делали свои ставки; кто-то что-то сказал соседу, тот засмеялся; лорд Петерсхэм, тяжело вздохнув, расположил батарею своих фишек вокруг нескольких облюбованных им карт, потом вынул изящную эмалированную табакерку и сделал глубокую затяжку. В горле у Бертрама застрял болезненный комок; он нервно сглотнул и, не отрываясь, глядел на руку мистера Бомариса, протянувшуюся к колоде карт, лежавшей перед ним.
Парень явно не в себе, подумал мистер Бомарис. Наверняка проиграется в пух и прах. И какой черт дернул Чавкало притащить его сюда?
Мистер Бомарис открыл первую карту и положил ее справа.
— Опять сгорела! — заметил лорд Флитвуд.
Мистер Бомарис открыл английскую карту и положил ее слева. Дама бубей! У Бертрама чуть не закружилась голова, он не мог поверить своим глазам; потом он поднял глаза, встретился с холодным взглядом крупье и неуверенно улыбнулся. Эта улыбка сказала мистеру Бомарису все и отнюдь не улучшила его настроения на предстоящий вечер. Он взял лопаточку и подвинул в сторону юноши две двадцатигинеевые фишки. Лорд Уайвенхоу потребовал вина себе и своему другу и с обычной для него нерасчетливостью погрузился в игру.
Примерно в течение получаса мистер Бомарис начал уже надеяться, что все обойдется. Бертрам много пил, лицо его раскраснелось от возбуждения, глаза, слегка мерцавшие в свете канделябров, неотрывно следили за картами. Лорд Уайвенхоу радостно продувался рядом. Он уже давно перешел с фишек на клочки бумажки с нацарапанными на них цифрами, которые методично швырял в банк. Другие, как заметил Бертрам, делали то же самое. Перед мистером Бомарисом скопилась целая груда таких записок.
Везение кончилось. Три раза Бертрам делал большие ставки на одну и ту же карту и трижды проигрывал. У него осталось всего две фишки, и он снова поставил их на ту же карту, уверенный, что в четвертый раз все будет совсем наоборот. Увы, этого не случилось, мистер Бомарис сгреб его последние фишки в банк.
Потом банкомет с каменным лицом принимал от Бертрама записку за запиской. И никак не объяснишь этому ребенку, чтобы он прекратил это безумие и отправлялся домой спать. Да тот бы и слушать не стал. Бертрам был во власти игорного азарта, делал какие-то безумные ставки, порой даже что-то выигрывал, что еще больше убеждало его, что вот-вот, и ему начнет по-настоящему везти, а когда проигрывал, то легко убеждал себя, что это временная неудача и невезение скоро пройдет… Молодой человек даже не представлял себе, сколько он продул, подумал мистер Бомарис с некоторым злорадством.
Игра прекратилась раньше обычного: мистер Бомарис предупредил компанию, что после двух он должен уйти, а лорд Петерсхэм, вздохнув, сообщил, что не собирается сегодня брать на себя функцию банкомета. Лорд Уайвенхоу, ничуть не обескураженный проигрышем, радостно осведомился:
— Все в корзину, как обычно! Сколько с меня, мистер Бомарис?
Тот молча сдвинул в его сторону бумажки и принялся считать, а побледневший Бертрам молча смотрел на гору записок, все еще лежавшую перед мистером Бомарисом. Потом, как будто его подтолкнули, он резко спросил:
— А меня? — и протянул руку.
— Да, здорово я пролетел! — произнес лорд Уайвенхоу, качая головой. — Пришлю чек, Бомарис! Чертовское невезение сегодня!
Другие тоже подсчитывали свои проигрыши; шум легкой болтовни отдавался звоном в ушах Бертрама; оказывается, он проиграл ни много ни мало шестьсот с лишним фунтов, сумму, которая представлялась ему немыслимо большой. Он как-то весь подобрался, гордость помогла, и встал. Лицо у него теперь было белое, как полотно, а вид совсем мальчишеский, но голову держал прямо и с абсолютным хладнокровием обратился к мистеру Бомарису: