Мистер Бомарис задержался только на несколько секунд, чтобы обменяться парой слов с кучером, и потом впрыгнул в карету, занял свое место рядом с Арабеллой на сиденье с удобными подушками; дверцы закрылись за ними; форейтор вскочил в седло, и экипаж двинулся вперед.
Мистер Бомарис обернул ноги Арабеллы мягким пледом и сказал:
— У меня есть теплый плащ: могу я накинуть вам его на плечи?
— О, нет! Благодарю вас! Мне тепло! — нервно сказала Арабелла.
Он взял ее руку и поцеловал. Через мгновение она высвободила ее и мучительно начала искать слова, которые могли бы облегчить напряжение.
— Как хорошо идет ваш фаэтон, сэр! — придумала она.
— Я рад, что он вам нравится, — отозвался мистер Бомарис тем же вежливым тоном, каким говорила она. — Я помнил, конечно, что мы похожи в своем отвращении к наемных экипажам.
— А… а мы похожи? — с сомнением сказала она. — Я хочу сказать, конечно…
— Мы обменялись мнениями, когда встретились в первый раз, по поводу единственного приемлемого способа путешествовать, — напомнил ей мистер Бомарис.
Это напоминание лишило ее дара речи. Мистер Бомарис со всей своей любезностью воздержался от того, чтобы настаивать на ее ответе, но заговорил о концерте, который они слушали в эту ночь. Арабелла, пережившая несколько мгновений паники, когда оказалась в закрытой карете со своим женихом, путешествуя к неизвестному, но, возможно, отдаленному конечному пункту, была чрезвычайно благодарна судьбе за то, что он вел себя так, будто сопровождал ее домой по дороге из какого-то увеселительного заведения.
Обнаружив, что ему отвечают односложными словами, он бросил попытки втянуть Арабеллу в светский разговор и откинулся на спинку сиденья в углу фаэтона, его голова немного повернута в ее сторону, чтобы он мог видеть лицо Арабеллы в лунном свете, проникавшем в экипаж. Мисс Тэллант едва ли поняла, что он перестал говорить с ней. Она была занята своими собственными мыслями, сидела, выпрямившись, и одной рукой цеплялась за ремень, свисавший со стены рядом с ней. Девушка могла видеть форейтора, подскакивавшего вверх-вниз перед ней, и когда булыжные мостовые остались позади, она отчетливо поняла, что экипаж двигался по сельской местности.
В каком направлении они путешествовали, где очутятся при первой же остановке, у Арабеллы не было ни малейшего понятия, да эти вопросы и не тревожили ее ум. Она с самого начала знала, что непристойность ее поведения была непростительна, и это теперь наполняло ее отвращением к себе — внезапное осознание того, что, выходя замуж за мистера Бомариса, она оставляет его в неведении о том, что поступила с ним так подло. Сомнительно, что он когда-нибудь простит ее и будет относиться к ней хотя бы без презрения. При этой печальной мысли она издала негромкое всхлипывание, которое заставило мистера Бомариса обеспокоенно спросить:
— В чем дело, любовь моя?
— Ни в чем! Ни в чем! — прошептала Арабелла, весьма взволнованная. К ее облегчению, он, по-видимому, удовольствовался этим, ибо ничего больше не сказал. Она решила, полная раскаяния, что он самый замечательный из всех ее знакомых, обладающих самыми лучшими манерами, самый сдержанный и самого доброго нрава. Наступил тот момент, которого ждал мистер Бомарис. Вдруг Арабелла подумала о том, как скоро после свадьбы она попросит его не только простить долг брату, но и одолжить ему сотню фунтов, чтобы возместить остальную задолженность. Какие слова она могла найти, чтобы выразить эту настоятельную необходимость. Таких слов не было, как убедило ее мучительное раздумье. Арабелла не в силах была представить себе, как вообще она могла думать, что такое признание не разрушит его хрупкой уверенности в любви своей невесты.
Эти и еще более неприятные мысли проносились одна за другой в голове испуганной Арабеллы, когда шаг, которым бежали лошади, казалось, явственно замедлился. Фаэтон сделал такой резкий поворот, что только крепко вцепившись в ремень, Арабелла не упала на плечо мистера Бомариса. Так продолжалось очень недолго, потом экипаж остановился. Арабелла повернулась к жертве обмана, сидящей рядом с ней и сказала, едва дыша: