Есть так же и позитивные изменения в регионе. До недавних времен одной из проблем Ия был факт, что местные мужчины испытывали трудности с нахождением жен в богатом обществе Японии – женщины из других регионов не хотят перебираться в бедные места, такие, как Ия. Поэтому в восьмидесятых годах Ия придумала способ, буд-то взятый из повести – пригласили женщин с Филиппин, что вызвало общенациональную дискуссию. Они добились успеха, который с тех пор повторили другие лежащие в провинции деревушки. Хотя число жителей по прежнему слишком мало, благодаря этой идее в долину Ия пришла новая кровь, и восстановились старые связи с Юго-Восточной Азией. Множество молодых мужчин выехало, но, к примеру Эидзи вернулся в городок с деньгами, которые собрал, работая девять лет проектировщиком туннелей, — он живет со своей филиппинской женой и сыном в доме на склоне горы, который расположен чуть выше моего. Говорят так же о том, чтобы признать Тсуруя «специальной культурной зоной», так как у Чииори своя новая крыша, а один из домов по соседству считается памятником архитектуры. Может быть, так однажды и станет.
Зима 1978 года была необычайно морозной. Как-то днем, когда я спускался из Тсуруя, матушка Отома создала для меня вот такую хайку:
Присыпанные снегом
утренние горы
висят на моей спине.
Кабуки
Остается только соль
Летом 1977 года я закончил обучение, и вернулся в Японию, чтобы начать работу в фонде религии синто, который назывался Оомото, и располагался в небольшом городке Камеока, лежащем на запад от Киото. Основатель Оомото сказал когда-то, что «искусство – это мать религии», и для развития этой философии в Оомото организовывали международные летние семинары традиционных японских искусств (чайная церемония, театр но и т.п.). В 1976 году я посещал эти семинары, а теперь моей задачей была помощь в организации занятий, связанных с искусством.
Первые месяцы в Камеока я чувствовал себя очень одиноко. Хотя была возможность изучать чайную церемонию и театр но, оказалось, что этот мир ритуалов меня не интересует. Для человека серьезного спокойствие чайного павильона и формализм но должны быть вдохновением, но мне пришлось со стыдом признаться самому себе, что я не являюсь серьезным человеком. Я пробовал развлечься, посещая святыни Киото, однако это быстро надоело. Я был ужасно разочарован. Я знал, что есть что-то еще, кроме лишенного вкуса, ритуализированного Киото, где каждое дерево подстрижено, а каждый жест подчиняется какой-то формуле.
Тем летом к старой Богини-Матери Оомото приехал с визитом важный гость – тибетский лама Томо Геше Ринпоче, настоятель монастыря в Сиккиме. Он был известен своими метапсихическими способностями. Как-то днем, под конец лета, мы встретились с ним в пивной, в Камеока. Зная его репутацию, как медиума, я подошел, и спросил прямо: «Что мне делать?»
Он посмотрел на меня, и сказал:
— Ты должен искать другой мир. Если не на земле, то на Луне. Если не на Луне, то где-то еще. Без сомнения, ты найдешь этот мир еще до конца года.
Томо Геше поехал в Америку, но Гейл, его секретарша, осталась, чтобы закончить дела в Киото. Как-то в декабре она пригласила меня посетить театр кабуки. В детстве меня затащили в кабуки, но я запомнил только некрасивых старых женщин с хриплыми голосами – onnagata (мужчин, игравших женские роли). Приглашение меня не обрадовало, но так как ничего лучшего не было, я поехал с Гейл в Киото, чтобы посмотреть пьессу в театре Minami-za.
Как раз шла известная киотская kaomise (что дословно переводится, как представление лица), ежегодный гала-концерт, на который приезжают главные актеры из Токио. Гейши в своих прекраснейших нарядах сидели в ложах, а солидные матроны толпились в фойе, обмениваясь жестокими любезностями. Но мы были слишком бедными, чтобы в этом участвовать, поэтому купили самые дешевые билеты, и вскарабкались на наши места высоко под потолком.
Когда начался танец «Fuji Musume» (Девушка с глицинией), я увидел, что оннагата, который играет девушку, это совсем не уродливая старуха, каких я запомнил с детства – он был прерасен, как на картине. Ритм флейт и барабанов был быстрым, движение стоп, повороты шеи и запястьев танцора чувственными и изящными. Я нашел все, чего мне не хватало. Я не мог отрвать глаз от сцены.