Не только продукты культуры подверглись разрушению. Художников и ремесленников высылали в трудовые лагеря, театральные труппы распустили, а горстку оставшихся ученых безжалостно преследовали. Религия оказалась практически полностью уничтожена, и даже рутина повседневной жизни полностью изменилась. По рассказам тех, кто жил в Пекине двадцатых и тридцатых годов, город, который веками был центром императорской власти, развил придворный кодекс манер, и даже обмен ежедневными приветствиями был разновидностью искусства. Но старых жителей города выселили, их дома смели с лица земли, и сегодняшнего пришельца шокирует грубость и хамство пекинских таксистов и официантов в отелях.
За последние годы были предприняты героические усилия, чтобы воскресить пекинскую оперу, буддизм, даосизм и конфуцианство, поэтому есть надежда на реальное возрождение, если только китайцы начнут гордиться собственным культурным наследием. Однако сегодня традиционная китайская культура еще очень слаба, и только пытается встать на ноги после того, как получила мощный удар по голове. В результате этого заграничные ученые склонны видеть в традиционной китайской культуре не живую силу, а реликт прошлого. Как-то я поругался с одним из оксфордских преподавателей. Я написал работу об И-цзин, которую, после описания исторического фона и разнообразных философских вопросов, закончил так: «В будущем, изучая И-цзин, не следует сосредотачиваться на исследовании исторического фона, потому что И-цзин – это гадальная книга, целью которой было предсказание людям того, что их ожидает. Занятно, что книга эта не устарела до сих пор». Под конец семестра декан прочитал мне письмо, которое получил от моего научного руководителя: «Способ мышления господина Керра типично американский, романтичный и поверхностный. Он ищет духовные откровения, но совершенно не удовлетворяет академическим требованиям».
Позиция этого преподавателя была характерной не только для Оксфорда. В целом, преподавание синологии несколько суховато, и сохраняет определенную дистанцию к предмету исследований, а обучение японистике, в свою очередь, принимает слишком коленопреклоненную позицию в отношении к традиционной культуре. Я не могу представить преподавателя японистики, который критиковал бы студента за то, что тот интересуется просветлением дзен.
Летом 1976 года, в мой последний год обучения в Оксфорде, я получил письмо от Дэвида Кидда, в котором находилась брошюрка об Оомото, синтоистском фонде, который располагался в Камеока под Киото. Оомото организовало для иностранцев семинар, посвященный традиционным искусствам, и Дэвид хотел, чтобы я в нем участвовал, как студент и как переводчик. Я написал в ответ: «Мне очень жаль, но так как я жил в Японии с детских лет, мне уже известны театр но, чайная церемония и все остальное. Скорее, я поеду в Штаты, и проведу лето с семьей, поэтому на семинар не приеду».
Неделей позже меня позвали в холл – звонили из-за границы. Звонил Дэвид. «Я купил тебе билет туда и обратно в Японию — сказал он. – Если ты не приедешь на семинар, ко мне можешь больше не обращаться!». Он повесил трубку, а меня удивила его настойчивость, потому что Дэвид проявлял большее заинтересование Китаем, чем Японией. Но понятно было, что это предложение из тех, от которых не отказываются, поэтому я отправился на месячный семинар в Оомото, где давали уроки чайной церемонии, танцев но, боевых искусств и каллиграфии.
Это семинар оказался моими третьими вратами постижения Азии, после японистики в Йель и синологии в Оксфорде. Приниципом этих семинаров является сокращение до минимума академических лекций, и концентрация на практике. Студенты учатся, как складывать fukusa (шелковый платок, которым мастер вытирает посуду), как растирать чай и его подавать, учатся также, в роли гостей, как держать и поворачивать чашку, как сидеть, где держать руки, и о чем разговаривать с другими гостями. Если же говорить о театре но, то они изучают shimai (короткий танец но), который представляют на сцене в последний день занятий. Хотя я писал Дэвиду, что видел уже церемонию чая, театр но и все остальное, каждая вещь, с которой мне пришлось столкнуться на этом семинаре, была для меня новостью.
Складывание фукуса, скользящее движение стоп в танце но, то, как надо держать деревянный меч в боевых искусствах – все было трудным. Кроме того, по мере обучения становилось ясно, что эти движения не служат только украшением, а выражают определенную философию. Наример, я познакомился с ритмом joo, ha, kyuu, zanshin: в принципе он очень прост, и означает «медленно, быстрее, быстро, стоп». Нас учили, что когда в чайной комнате мы вытираем с помощью фукуса черпак для чая, то начинаем медленно (дзёо), трем быстрее, когда приближаемся к его центру (ха), и заканчиваем быстро (кюу). В тот момент, когда фукуса уже не касается черпака, наступает заншин, что означает «оставить вне сердца». Потом мы возвращаемся к начальному пункту, ожидая следующего ритма joo, ha, kyuu.