Шаг по земле, другой на наковальню, и Шинс взлетела. Повернувшись, она опустилась на камин, скользнула за висящие инструменты, не задев ни один. Она прижалась к краю ладонью и ногой, чтобы не соскользнуть, скрылась за трубой в тени и ждала.
Первый из преследователей бросился в окно через миг, выстрелил слепо, проверяя, чтобы она не ждала сразу на другой стороне. Он забрался и пошел к двери, отпер ее для троих товарищей, пока пятый пролез в окно, открытое Виддершинс. Они были вышибалами банды. Она встречала таких за годы и сразу узнала типаж.
Всего пятеро. Или она переоценила их, или другие ждали снаружи, если она вырвется. Последнее было вероятнее всего.
— Еще пару секунд… — так тихо, что они не услышали, даже если бы находились в ее горле. — Еще…
Они стали расходиться с пистолями и ножами в руке, проверяли очевидные укрытия…
Виддершинс направила ноги в атаку. Кулаки сжали инструменты, срывая их с печи. Она разогналась, оттолкнувшись, и с силой Ольгуна, весом инструментов их удалось оторвать от крепежей. Грохот падающих инструментов, оркестр из ада, не оглушал так, чтобы перекрыть вопль и хруст костей бандита, на которого все это упало.
Он мог выздороветь, но Шинс не хотела быть на его месте.
Остальные обернулись, не были готовы к скорости Виддершинс. Они словно попали в паутину. Ее подбросило из груды металла, инструменты еще не успели замереть на полу. Она ощутила, как ее ноги обхватывают голову ближайшего бандита. Быстрый поворот отбросил ее в сторону, а он потерял равновесие и ударился головой о ближайшую наковальню. Шинс могла поклясться, что его глаза закатились в разные стороны, а потом закрылись.
И еще трое…
Она присела, рука уперлась в пол, лицом к стороне, откуда пришла, к троим вышибалам, которые выглядели так, словно ожидали зайца, а получили медведя.
Первым отреагировал худой и высокий мужчина с пистолем с широким дулом — Виддершинс и Ольгун так часто с этим сталкивались, что ей даже не нужно было шептать его имя. Сила заискрилась, оружие выстрелило раньше времени, и пуля попала в пень.
Шинс выпрямилась и стряхнула пыль с перчаток. Она спросила:
— Может, уже хватит, мальчики?
Трое пошли к ней осторожнее.
— Видимо, нет, — вздохнула она.
Виддершинс просунула носок сапога под молот, что отлетел от груды упавших инструментов, подбросила его в воздух, схватила рукой и — с помощью ее бога — метнула его.
Трое уже упали, раны кровоточили. Только двое стояли.
Первый бросился на нее, пытаясь ударить ножом в живот. Она отпрянула, отразила нож рапирой, зная, что противники не видели даже, как она ее вытащила. Сталь заскрежетала о сталь, и она оказалась за ним, бросилась не на него, а в другую сторону. Он развернулся, собираясь зайти за нее, и раскрыл рот, ее меч пронзил его бок. Не глубоко, это его не убило бы, но опрокинуло.
Виддершинс перестала кружиться, хотела отбить еще раз, но не было необходимости. Она увидела пятку сапога, он убежал за дверь и захлопнул ее.
— Ха! — Виддершинс опустилась рядом с раненым, сжала его рубаху, чтобы вытереть кровь с рапиры. — Неплохо постарались, да, Оль…?
Керамический графин почти размером с голову Виддершинс влетел в окно, разбился о камень камина, и оттуда вылетело облако рыжей пыли, что быстро заполнило кузню.
Шинс словно попыталась вдохнуть все, что покрывало печь внутри. Ее горло сдавило, словно его заткнуло пробкой. Она смогла прохрипеть, обращаясь к Ольгуну, она ощутила, как горло стало расслабляться. Дыхание магии, не сильное, но этого хватило. Ее глаза жгло, они слезились, жжение было в носу и во рту. Она кашляла, хрипела, прижала ладонь к лицу, шагнула к двери…
Она добралась и услышала что-то еще — очень похожее, хоть и не такое же, на первый керамический снаряд — попавшее по дереву.
Гнилой запах был такой гадкий, что воровка ощущала его, почти не дыша, появилась жижа, что потекла по дереву, сквозь дерево, которое сразу начало гнить.
Гнить… И, словно впитало влагу осени, разбухать.
Виддершинс не нужно было слышать скрип двери в раме, чтобы понять, что она не скоро сможет ее открыть.
— Ой-ой…
Она думала, что сказала это. Прозвучало как хрип.
Выбора не было. Она пошла к окну, кто бы ни ждал снаружи. Она шаталась, когда пересекла кузню. Ее руки дрожали, грозили отказать, когда она перелезала через подоконник. Она рухнула на дорогу снаружи, кашляя до тошноты, и это было облегчением по сравнению с тем, что было до этого.