— Глупая сволочь, — ответила Фифи, но румянец на ее щеках и скрип зубов были тем ответом, в котором нуждалась Шинс.
— Вот, что ты собиралась сделать… — начала Виддершинс.
— Гори в аду! Я ничего для тебя не сделаю!
— О, сделаешь.
Шинс и Джозефина повернулись в главе дома Делакруа, идущей к ним. Ее щеки опухли, глаза покраснели, то ли от дыма, то ли от эмоций, которые Шинс от нее не ожидала, воровка не знала ответ. Что бы она ни ощущала, она теперь была гранитом.
— Ты поступишь, как сказано. Без споров, колебаний, обмана. Это понятно?
— Матушка, и ты гори в аду. Это понятно?
Судя по оханью, такие слова Каланте были грехом страшнее, чем предательство Фифи или попытка сжечь всех заживо.
— Глупая девчонка! — хоть Джозефина перечила, тут она сжалась от яда в голосе матери. — Ты была умнее, когда играла в дурочку! Что ты ожидаешь? Сидеть взаперти дома? Отрабатывать делами по дому? Быть изгнанной в другое наше имение? Ты отправишься в тюрьму, Джозефина! Я отдам тебя магистрату и выскажусь против тебя!
Девушка побелела, как и некоторые ее родственники.
— Матушка, я…
— Не зови меня так. Как ты хочешь предстать перед констеблями и судьями? Как аристократка или крестьянка без имени? мне отказаться от тебя до или после приговора?
Джозефина перестала дышать, а потом разрыдалась, шумно всхлипывая.
— Матушка, — сказал робко Арлуин, — может, стоит… он вздрогнул, когда его речь пропала за возмущением главы.
— Твое сотрудничество, — продолжала она, вонзая в дочь каждое слово, — определит, на каком этапе суда ты перестанешь быть моим ребенком. Понятно?
От безумных кивков к сапогам Виддершинс отлетели брызги слез. Хоть она презирала Фифи за эгоистичное предательство, ей было немного жаль рыдающую аристократку.
— Итак, — сказала Виддершинс, — вот, что ты собиралась сделать…
ИНТЕРЛЮДИЯ: ДАВИЛЛОН
Когда телега остановилась, когда тряска по неровной брусчатке перестала греметь его костями, как кубиками в руке игрока, он все еще не сразу понял, что они застыли, что это на пауза из-за препятствий на пути, и не пауза, чтобы сориентироваться, а конец пути.
Конец стоило выделить.
Он растерялся не от неудобной поездки, хоть было тяжело. Майор Арчибек из стражи Давиллона был не так юн, как раньше, его суставы уже плохо гнулись. Но это были просто деревянные колеса, стучащие по неровной дороге, бывало и хуже. Арчибек при этом ехал не на скамье, а на спине под гадко пахнущими кучами старой ткани и огрызков. И избиение, что привело его сюда, затмевало все его ежедневные боли.
Он обрывками помнил о произошедшем. Он шел домой, уставший после смены. Казалось, он всегда уставал после смены в эти дни, после того, как стража потеряла нескольких из лучших в деле с Ируоком. Нет, Арчибек не был дураком, чтобы верить слухам о существе из сказки в Давиллоне, но, какой бы ни была правда, последствия были реальными.
Он уже был слаб, когда первые бандиты прыгнули на него из его дома.
Он вспомнил короткую потасовку, кулаки тут, локти там. Он надеялся, что его удар выбил кому-то зубы. Но он не смог вытащить ни рапиру, ни пистоль, не смог и победить.
Арчибеку хватило ума заметить, что напавшие были с дубинками, и в пылу боя они старались избегать его лица, головы и шеи.
«Я нужен кому-то живым».
Мысль не тешила, но это было их ошибкой. Он боролся всю жизнь, и если они думали, что возраст потушил в нем тот дух, то они…
— Встань и выйди, мужик!
Груз на нем подвинулся, руки сжали его запястья и воротник, и его вытащили из телеги. Арчибек моргнул и огляделся.
Они стояли перед старым домом, похожим на его, но крупнее. Огород опустел зимой, но больше ничего не выделялось. Дома неподалеку были похожими, а улица в это время была почти пустой.
Старый страж знал, что выглядел ужасно: растрепанный, грязный, хромающий, и — хоть напавшие старались — он ощущал кровь на усах. Он не знал, была ли это его кровь…
Кричать о помощи или для внимания? Район был не лучшим, но и не казался плохим. Если правильный человек выглянет в окно на его крик…
Или что-то на лице, или в позе выдало его, или, что вероятнее, бандиты не рисковали. Кулак погрузился в его живот, лишив его дыхания и чуть не выгнав из тела недавнюю еду. Согнувшись, хрипя, Арчибек ощутил, как ладони подняли его за руки, потащили как мешок. Пьяный мешок.
Горечь была знакомой, уже не свежей, но и не старой, и он пришел в себя. Он огляделся, равновесие постепенно возвращалось, и он увидел простую столовую, простой, но прочный стол, пару трупов. Мужчина и женщина — женатая пара, как понял опытный страж по мелким приметам — средних лет. Он лежал на полу лицом вниз возле стула, она прислонялась к столу, была грудью в том, что пару дней назад было ужином. Оба умерли жестоко, но, судя по виду, быстро.