Робин не могла дышать, думать, могла лишь ждать, пока два желания в ее душе сражались — желание разреветься и задушить женщину голыми руками.
— Кто ты? — она испугалась, что смогла выдавить слова, а потом поняла, что спросила Фостин.
— Просто путешественница, что вернулась домой, — Робин слышала ухмылку в ее голосе. — И, кстати, если выстрелишь, промажешь. И я разозлюсь.
Пистолет курьера задрожал.
— А… второй фазан? — спросила девушка.
— О, до этого дойдем, червячок. У меня есть второе послание, личное, и ты его доставишь.
Робин могла поклясться, что женщина не двигалась, таким быстрым был ее бросок. Он перенес ее к Фостин со скоростью молнии из тени.
Пистолет звякнул, ладонь отбила его, другой кулак женщины врезался в живот курьера, и та упала на четвереньки, ее стошнило кисло пахнущей жижей с кровью.
Робин только начала кричать от страха, когда женщина добралась до нее. Сталь сверкнула в ее кулаке, отражая лунный свет, и Робин узнала кинжал Фостин, а потом он пропал и прижался к ее горлу.
Рыжие. Странное замечание в этот миг, но из-под капюшона выбилась прядь рыжих волос женщины.
И ее глаза были большими и белыми.
— Я могла бы просто убить тебя, — прошипела она, дыхание было теплым на лице Робин. — Это было бы приятно и больно. Но это не понятно, да? Тебя могли бы убить многие…
Улыбка белая, как и глаза во тьме капюшона.
— Выстрел мог привлечь внимание, — сказала она, — и твоя подруга сможет стоять еще пару минут. Если повезет, червячок, ты не истечешь кровью насмерть.
— Ч-что?
Пальцы сжали неровно обрезанные каштановые волосы, дернули и лишили девушку равновесия. Женщина в плаще вонзила кинжал Фостин глубоко в бедро Робин.
Жуткая агония, какую она не могла бы и представить, гадкая тошнота при виде крови, льющейся из раны, сталь в ее плоти. Она не помнила, как упала в снег, который быстро стал алым вокруг нее, не помнила, как безумно сжала ногу, не понимала, что звук, что бил по ее ушам и горлу, был ее голосом.
— Да… — почти чувственно прошептала женщина, уходя во тьму. — Уверена, это она поймет…
Вспышки белого и красного перед глазами — или это кровь на снегу?
Фостин ползла к ней, раскрыв рот от ужаса, тянулась…
И боль стала утихать. Робин теряла сознание и задумалась с пугающим спокойствием, проснется она или нет? И что она… Виддершинс подумает, если она не проснется?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Копыта стучали по замерзшей земле, бока вздымались и потели под седлами из украшенной кожи. Сирилл Делакруа склонился, почти стоял в стременах, радуясь холоду воздуха на лице, молясь Севоре и остальным, чтобы они прибыли, пока не потеряли слишком много земли.
Мама не хотела отправлять его вести воинов их дома за собой, это он знал. Он был неопытным, вспыльчивым, ненадежным, юным. Как только не звали его мама и старшие братья и сестры. Но они не могли поехать, да? Когда слуга прибежал в дом на закате, крича про «проклятие», только он из Делакруа не был в другом месте. И они мало понимали об этой гнили, не знали, сколько еще их полей пострадало. Мама не могла доверить это дело одним слугам.
Хорошо! Это был его шанс проявить себя, быть наравне с братьями и сестрами (почти всеми) в ее глазах. Он мог лишь представлять, как выглядел: под ним скакал рыжий конь, его синий плащ и черные волосы развевались за ним, сшитая на него кираса — чистая, но не новая — сияла в свете луны. Он был как из книги сказок, как ему казалось. Он взглянул на юго-восток, надеясь увидеть силуэт старого замка Поврил на фоне звезд и неба — это дополнило бы иллюстрацию — но ночь была темной. Не важно, он просто…
— Мастер Сирилл, стойте!
Юный аристократ потянул за поводья, с болью повернув голову скакуна. Конь завопил, затормозил, резко встал на дыбы. Удача и стремена, а не умения Сирилла спасли его от полета.
Он развернул коня, склонился и зашептал ему, похлопав по шее — дав при этом шанс дыханию и сердцу замедлиться. Он недовольно (но и напугано) посмотрел на стража, который кричал.
— Как это понимать, Джордейн?!
В плотном плаще и с табардой с гербом льва в маске Дома Делакруа, солдат направил коня вперед на пару шагов и указал рукой, другой гладя усы.
— О, — Сирилл отчаянно надеялся, что свет луны скрывает его румянец, или Джордейн с другими могли списать это на холод. Не важно. Он знал, что они смеялись в душе, хоть скрывали, обученные этому. Он знал, что мама услышит об этом. — Хорошее зрение, — сухо отметил он. Стараясь вести себя спокойно, он слез с седла, взял у стражи только зажженную масляную лампу и опустился, чтобы осмотреть твердую землю, по которой, любуясь собой, несся почти вслепую.
Или на то, что должно было — как и все поле в это время года — быть твердой землей.
Но почва на поверхности была вязкой жижей, напоминая гниль, что оставалась от овощей, испортившихся в доме. Испарения жалили глаза и легкие, как моча старого кота. Сирилл закашлялся, горло сдавило, его почти стошнило.
Черчи и жуки разных видов, даже те, кого не бывало зимой, лежали на поверхности жижи. Некоторые еще дергались. Многие давно умерли. Сирилл знал по прошлому примеру, что растения, пережившие холод, тоже погибли, а земля станет сухой, зернистой, не подходящей для фермерства.
Чем дольше он ждал, тем больше земли терял.
— Это точно болезнь, — сообщил он, поднимаясь с колена и пытаясь командовать, хоть хрипел, а горло пылало. Он принял кашель Джордейна за результат испарений, а не за прикрытое фырканье. — Отправьте кого-то за подмогой из дома. Остальные — за работу.
Хоть они презирали Сирилла (и плохо скрывали это), стражи Делакруа тут же стали выполнять его приказ. Джордейн отправил одного в поместье, а другие стали открывать седельные сумки, набитые на лиги пути, а не на быстрый обход владений.
Лопаты и тяпки из одних, фляги и бутылки из других. У горлышек фляг и бутылок был блеск, что указывал, что в них не хранилась вода.
— Разойдитесь. Поймите, где лучше начать траншею, — он посмотрел на жижу, которая, казалось, поглощала свет лампы. Да, она продвинулась на пару пальцев, пока они тут стояли. После грубой оценки он сказал. — Предлагаю начать с пяти футов. Может, больше, когда придет подмога. Земля плотная. Джордейн, мы с тобой с маслом, — он схватил лямки нескольких флаг и пошел вокруг пострадавшего места в другую сторону, решив, что страж поддержит. — Не думаю, что хватит на все зараженное место, но если сжечь тут, то не дойдет до…
— Мастер Сирилл! — тихо, но напряженно, смесь шепота и рычания. Юноша и старый солдат повернулись к двум стражам, которых только что отправили в другую сторону. Они бежали к ним.
— Я же отправил вас… — начал возмущенно Сирилл.
— Там кто-то есть!
Джордейн потянулся за пояс и вытащил украшенный резьбой пистоль так быстро, что засияли звезды. Рапира Сирилла вылетела из ножен на миг позже, он сжимал рукоять как по учебнику дуэли. Он с тихим щелчком закрыл отверстие лампы.
— Покажите.
Они вчетвером, аристократ и стражи, пошли по полю, позволяя глазам привыкнуть, а луне вести их. Осторожно, тихо, не шаркая сапогами по каменистой почве. Казалось, их не заметили.
Фигура в пепельном плаще с капюшоном от холода была неопределимой. Сирилл видел лишь, что она ниже него, и до него доносился гул, фигура что-то бубнила под нос.
Гул стал громче, расцвел, став словами, когда Джордейн вдохнул, чтобы заговорить.
— Здравствуйте, ребята. Вот, кто идет. Не знаете, что это? Это не естественно.
Сирилл моргнул. Как она — голос был женским — узнала, что они были тут? Кто это? И о чем, во имя Севоры, она говорит?