Очаровательно.
— Я о таком не слышал! — возразил Морис. — Церковь бы не…
— Не сказала никому, даже если бы знала, — вмешалась Шинс. — У них нет людей, чтобы разобраться с этим.
— Точно! — незнакомец снова поднял в ее сторону невидимый кубок. — Ваши «шпионы» могут быть не личной местью, враг может оказаться Домом или гильдией, а не преступником.
— Это не одно и то же? — она говорила сухо, а разум кипел. Она страдала не от личной мести, но то было в Давиллоне. Даже если что-то одно могло вызвать охоту на нее по всей Галиции, никто не знал бы, что она навестит могилу Лорена.
И откуда это могли знать Дома, чтобы искать меня там?
Она могла просто уйти. Покинуть Лурвью, пропасть среди троп и городков Галиции. Затеряться, чтобы ее никто не искал.
И остаток жизни думать, кто еще хотел схватить ее, и зачем.
Как же она устала от политики…
— Думаю, — вздохнула она, — тебе лучше рассказать нам, что ты слушал…
Час они склонялись над столом так близко, что могли ощущать запах пятен на дереве, пока шептались.
Разговор был едва слышным, а для Виддершинс — почти непонятным. Дом Бла-бла купил место в городском совете у Дома Какого-то. Неизвестные группы медленно скупали вещи какой-то гильдии. Ремесленник пострадал, тот Дом все потерял, и это ничего не значило для Виддершинс, которой было сложно не уснуть. Это не было с ней связано…
Смутно знакомое название привлекло ее внимание.
— Прости, какой Дом?
Морис и скупщик вздрогнули, привыкнув, что говорят между собой.
— Карно, — повторил незнакомец. — Дом Карно.
Воровка и божество поежились. У Дома Карно родственники были почти в каждом большом городе, включая Давиллон. Гастон Карно, маркиз де Брилль, умер в резне, из-за которой Адрианне Сатти пришлось поменять имя и стать единственной выжившей послушницей чужеземного божества.
Они не были близки с Гастоном, но она не могла забыть его и остальных.
Но Карно было много. То, что она узнала Дом, ничего не означало.
— И что они делают?
— Я к этому шел. Они законными и не очень методами разбивают давних соперников. Выкупают их имущество, уводят работников, лишают доступа к правительству, сбивают цены и прочее. Их почти не осталось в Лурвью, так что Карно не сложно было убрать их влияние и убрать их из города, если слухи не врет.
— Угу, — Виддершинс снова отвлеклась, засыпала. Из долга, а не интереса она выдавила последний вопрос. — И какой Дом они топчут?
— Эм… полагаю, Дом Делакруа.
Виддершинс тут же поняла, что говорила за Ольгуна и за себя, сказав:
— Ясное дело.
Ей уже не хотелось спать.
Интерлюдия
ДАВИЛЛОН
Звякали кружки, звенели тарелки, суетились работники, болтали клиенты. Звуки удовлетворения, а то и счастья, вместе становились голосом, песней, радостным вздохом «Дерзкой ведьмы».
В пятнах, но не грязная, потертая, но не старая, таверна принимала несколько десятков клиентов, что пили или общались. Они, как и само заведение, наслаждались лучшим сезоном в Давиллоне за последнее время. Недовольство церкви и вмешательство в торговлю уже не тяготило плечи граждан, и торговля с путешествиями процветали. И хотя дела «Дерзкой ведьмы» нельзя было сравнить с роскошью дней при покойной Женевьеве Маргулис, таверна все же оставалась здоровой.
Теперь городу стало лучше, и она не управляла этим местом.
Только так Робин позволяла себе думать об ушедшей подруге: она. Ее. Слышать то имя, произносить, думать было так больно, что ей не хотелось ничего чувствовать.
Она клялась каждый раз, засыпая в слезах, что это будет последний раз, но это проскальзывало пару раз в неделю.
Для многих посетителей и друзей Робин выглядела хорошо. Все еще тощая, все еще девочка, а не женщина, она уже прощалась с детством. Неуклюжесть сменялась грацией, веснушки немного посветлели, хоть и не пропадали на бледной коже. Она все еще неровно обрезала волосы, но, намеренно или нет, позволила им отрасти ниже плеч.
Это, а еще ее власть в «Дерзкой ведьме», начало привлекать внимание парней и мужчин, и этому не мешало даже мешковатое платье.
Боги, это кошмарно!
— Простите?
Робин посмотрела на рыжебородого Жерара, одного из старых работников «Ведьмы», чуть смутившись.
— Прости, не хотела говорить это вслух.
Он улыбнулся ей знакомо, она знала, что это была дружелюбная улыбка, хоть его зубы были бесцветными, неровными, торчали, как горы, из его десен.