А потом он вдохнул, подавил смех и шок и последовал за ней.
Он споткнулся раз в тусклом свете луны, нога зацепилась за что-то, но он поднялся и побежал снова с грязными штанами и царапинами на ладони.
Он скоро догнал их: девушка и стражи добрались до места, где они оставили лошадей. За те мгновения девушка уже повалила одного из стражей. Он лежал на твердой земле, стонал и держался за руку, что блестела влагой в свете луны.
А другой…
Сирилл мог лишь потрясенно наблюдать. Девушка отпрянула от клинка стража, отскочила и перекатилась на седле нервно переминающегося коня. Глаза зверя расширились, но он был обучен и не сорвался. Она миновала седло и пропала за телом коня.
И выбралась из-под него, на безумный миг оказавшись возле копыт, ударила стража по коленям, не дав ему сделать больше двух шагов. Рывок, и он рухнул на спину с кряхтением, оказался под конем.
Она снова пропала в тенях, вернулась, перепрыгнула коня, не задев его, сделав в воздухе сальто. Один взмах ее рапирой, пока она спускалась при полете, и тяжелая сумка упала с седла на лицо стража.
А потом все было формальностью. Она убрала рапиру в ножны, прошла к оглушенному стражу и натянула мешок так, чтобы он закрыл его голову, грудь и руки. Она затянула его, отбросила меч подальше во тьму поля. Она опустилась рядом с раненым, оторвала кусок его одежды, чтобы остановить кровотечение его руки, а потом связала его руки поводьями.
Она спокойно прошла к Сириллу.
— Меч.
— Ч-что?
Она закатила глаза, и ее лицо ему показалось от этого еще милее.
— Меч. Отдай.
Сирилл опустил взгляд, удивился оружию в руке. Он и забыл о нем. Но…
— Нет.
— Он сказал нет? — Сирилл не знал, с кем она говорила, но явно не с ним. — Он точно сказал нет. Ты же слышал?
— Я… — что за…? — Семья доверила мне этот меч. Я не могу отдать его кому-то.
— Я не кто-то, — возразила она. — Я не просто какое-то кто-то!
Длинная пауза.
— Что?
— Они всех детей высшего класса этому учат, или ты одаренный?
Еще одна пауза.
— Что?
Девушка вздохнула, и так звучал бы сдувающийся бык, если бы он представил это.
— Убери в ножны, — приказала она. — И… если я увижу хоть полосочку стали, ты потеряешь не только меч, понял?
— Эм… — рапира вернулась в ножны со стуком. — Да.
— Хорошо, — она повернулась, потирая подбородок, глядя на двух связанных мужчин. — Их тут ничто не съест в ближайшее время?
— Не знаю. Может, волки, если бросить их надолго, но это вряд ли.
— Мы постараемся не бросать их надолго. А теперь поговорим с твоим стражем с неуправляемым пальцем, чтобы я показала, что, будь я плохой, он бы уже не жил.
— Я переживаю из-за ситуации, — он робко улыбнулся.
— Мне все равно. Просто иди за мной.
Обдумывая ее логику, мысли и речь, он довольно рьяно последовал за ней.
— Ольгун? — горло и губы Виддершинс почти не работали, она говорила так тихо, чтобы даже щенок, что плелся за ней, не услышал. — Почему половина людей, что я встречаю, пытаются чем-то меня ударить? Знаю, не нужно говорить. Потому что другая половина еще меня не знает. Ха-ха-ха. Напомни оставить тебя в корзинке в приюте, — она замерла так резко, что мужчина за ней едва успел остановиться. Словно это был самый важный вопрос в истории людей, она прошептала. — А если подумать, у богов есть родители? И если нет, то ты считаешься сиротой?
Ольгун ответил так, будто похлопал Виддершинс по голове и строго указал вперед.
— Ладно! — буркнула она. — Посмотрим, отвечу ли я на твои вопросы!
Еще через пару шагов она поняла кое-что еще.
— Эй, ты! Эм… как твое имя?
— Сирилл Делакруа из дома Делакруа, — сказал аристократ.
— Ты понимаешь как излишне это?
— Что?
— Не важно. Твой другой страж, старший. Как его зовут?
— Джордейн.
— Хорошо. Ольгун?
Слабое покалывание силы, что растекалась в воздухе, и Шинс знала, что ее голос донесется вперед, не прозвучав по всему полю.
— Эй, Джордейн! Я иду к тебе. Сирилл со мной. Целый. Ты мне не поверишь. И не поверишь, когда я скажу, что твои люди в порядке. Сирилл подтвердит. Ты думаешь, что я угрожала ему. Я поставлю его рядом с тобой, подальше от себя. И он все равно подтвердит. Ты будешь ворчать, сомневаться, искать оправдания, но тебе придется меня послушать, особенно, когда он скажет тебе сдаться! Так что мы можем пропустить все это и просто поговорить как цивилизованные люди или как галициане?