— Нужно хоть посмотреть, — настаивала она. — Где это?
— У забытого много значений, Шинс?
— Ты потерял дверь?!
— Не я за это в ответе!
Шинс вздохнула и застонала одновременно и встала.
— И мы все еще не знаем, как выбраться, и что делать дальше! Толку от тебя, знаток замка!
— Без меня ты бы так далеко не прошла! — Сирилл вскочил на ноги. — Ты все еще бродила бы по второму этажу!
— Или уже все решила бы! И я скажу тебе кое-что еще!
— Да? Что же?
— Не надо кричать, а то вороны нас услышат!
Тишина. Они смотрели, раскрасневшись. А потом вздрогнули от топота сапог на лестнице неподалеку.
— Нужно убираться отсюда. Живо!
Сирилл кивнул, хоть задал очевидный вопрос, который никто их них не хотел слышать:
— Как?
Действительно. Как? Есть только лестница, а там полно…
Но это не единственный путь вниз, да?
— Ольгун? До этого… Ты уверен?
Эмоции в ней были уверенными, но ощущалась доля сомнений.
«Должно сработать».
Виддершинс подбежала к окну и распахнула ставни. Петли заскрипели, гнилое дерево ломалось. Шинс увидела поля и леса за Обером.
И пугающий спуск к очень твердой поверхности.
«О, это так же весело, как ночной горшок, полный муравьев».
— Нужно выбраться, — сказала она ему.
— Думаешь, у нас есть время на шутки?
— Нет, не думаю.
Сирилл понял, что она серьезна, судя по бульканью в его горле.
— Что… А как же «рискованно»?!
— Но вариантов мало, так ведь?
— А часовые на стенах?
— Мы полезем не по крайней стене. Нас скроют из виду другие башни, а если кто и будет близко, они будут смотреть наружу, а не на замок.
«Наверное».
— Идем уже! — сказала она, протягивая руку.
Он сжал рукоять одолженной рапиры.
— Я сражусь с воронами.
— Не глупи! Ох.
— Дверь узкая. Я продержусь немного.
— Сирилл…
— Нет!
Шинс улыбнулась, подошла и коснулась ладонью его плеча.
— Хорошо.
Он тоже начал улыбаться, и Шинс развернула его, встала на носочки и обвила рукой его шею.
— Ольгун, пожалуйста, не дай навредить ему.
Он отключился раньше, чем его пальцы дотянулись до ее руки.
— Это ужасно, — спросила она у божества, снимая с Сирилла пояс для оружия и обвивая им его грудь, как упряжью, — что части меня это понравилось?
От его ответа Виддершинс сказала:
— Ладно, буду жить ужасной, — она показала язык пустой комнате.
Когда она прошла, шатаясь, к окну с товарищем, пристегнутым к спине, Ольгун, несмотря на раннюю уверенность, сделал очевидное предложение.
— Нет, — она и мига не думала. — Я больше никого не брошу.
Выбраться оказалось непросто. Шинс несколько жутких мгновений пыталась протиснуться в окно. Каждый раз та или иная часть ее пассажира цеплялась за раму, и это останавливало ее или грозило выбросить обоих из самодельной упряжи. Его костяшки были ободраны и ушиблены от множества провальных попыток, и она случайно пару раз стукнула его головой. Шинс уже вспотела, несмотря на холод, ее шея и спина уже болели.
Наконец, с неловким поворотом, что мог отправить ее в полет из окна раньше, чем она могла бы уцепиться за стену снаружи, Сирилл пролез в правом верхнем углу, а Шинс — в левом нижнем.
Мгновение она торчала из стены уставшим и покачивающимся флагштоком, вес на спине грозил утянуть ее вниз. Ветер оказался сильнее и холоднее, чем раньше. Казалось, мир решил задуть ее, как свечу.
Трещины между кирпичами, бреши между ними, выбоины в камне. Для пальцев руки и ног Виддершинс это было как прутья стремянки, а то и лучше. Она спускалась и двигалась в стороны так, что позавидовал бы таракан, она могла бы повиснуть вниз головой — хоть так еще и не делала — с помощью Ольгуна.
Обычно она не тащила на себе мертвый груз, что был тяжелее нее, свисал с ее плеч на одном ремне.
Каждый мускул ее тела горел, дрожал, отчасти от напряжения, отчасти от полной силы, которую направил Ольгун. Он не мог делать это долго, она уже ощущала, как подступала усталость, и не вся была ее. Но и она не могла терпеть долго. Все болело.
Робко и осторожно она спускалась ниже, повисла на пальцах и одной ноге, искала, за что уцепиться другой. Она не спускалась так медленно и со страхом с тех пор, как лезла по потрескавшемуся и перекошенному фонтану возле дома родителей.