Бандиты постоянно двигались, брали сокровища из кучи и бросали в котел. Утварь и тарелки, украшения и рамы картин — золото или серебро.
Из открытой трубки у основания котла постоянно стекала серая жижа в чашу из камня. Чаша наполнялась, бандит уносил ее, задыхаясь, ругаясь, и на место ставили другую миску.
И за всем процессом наблюдал, крича приказы и поправляя трубки, Пальцекость, алхимик Тысячи ворон.
— Не спрашивай, — шепнула она Ольгуну. — Я не знаю, — пауза, размышления, а потом. — Думаю, золото и серебро конфискованы у Карно? Говорили, тут держали вещи из дома, пока не решат…
Она замолчала, растерявшись. Два бандита встали у чаши слизи. Они в плотных перчатках собрали немного вещества, влили его в железную форму.
И форма была круглой. Размером для…
Снарядов.
— Боги.
Олово. Процесс, который алхимики пытались создать веками, был обращен, и Пальцекость превращал золото и серебро Карно в олово.
И Малин с бандитами стрелял этим в заложников.
Понимание обрушилось на Виддершинс, словно Малин сам рассказал ей. Ее голова закружилась. Он не возвращал людей, это была кража, и она поразилась, хоть и ощущала отвращение.
Какие богатства ни обещали Карно банде за помощь, этого не хватило, и Малин решил взять всю выгоду, что мог. Народ Обера и благородные дома не позволят ему и воронам просто уйти. Они, они подыграют, пока у него заложники, может, даже выпустят из замка, но они не отпустят ворон далеко.
Малин и его люди были хороши, крепкие и быстрые, и многие могли сбежать от преследования, но их будет утяжелять золото.
Через пару недель, когда в Обере все вернется в норму, и народ расслабится, будет несложно вернуться и забрать тела заложников.
Сирилл говорил, что обратить алхимическую перемену было проще, чем сделать ее — проще и дешевле. Вороны все еще могли получить выгоду, если учесть, что реагенты, которые они использовали, были куплены на средства Карно, а не их.
Она поняла с содроганием, почему Малин так быстро казнил. Если вороны хотели увезти как можно больше «олова», ему нужно было выстрелить в каждого заложника по много раз.
В каждого много раз. Малин не собирался ни одного оставлять в живых.
Комната закружилась, Шинс пыталась все осознать, понять размах плана ворон. Ее тошнило, выступил пот. Она не сразу поняла, что часть нее ощущала не отвращение или ужас, а крики Ольгуна, он пытался предупредить ее.
Ее ладони — кожа, что коснулась разбитых стен — и колени покалывало, жалило.
— О, черт.
Шинс попыталась встать, отойти, но конечности были тяжелее олова внизу. Все расплывалось, комната содрогнулась, и девушка упала со стены с оханьем боли.
Когда она подняла голову, моргая, чтобы прояснить зрение, она оказалась окружена.
— Тут все непросто.
Сирилл застыл, перестав дергать ручку, лед покрыл его шею. Он почти против воли отвернулся от гипсовой двери к коридору.
Джос Тремонт, бывший слуга Лазаря Карно, работающий на Малина, смотрел на него из коридора, отчасти скрытый тенью. Но Сирилл все равно заметил рапиру в кулаке мужчины.
— Рама неровная, — продолжил он, спокойно приближаясь. — Нужно поднять всю дверь, пока толкаешь. Неудобно, да? Жаль, ты не знал об этом пару минут назад.
Сглотнув, надеясь, что это утопит бабочек в животе, Сирилл вытащил пистоль, который они с Шинс забрали у часовых, и выстрелил.
Джос вздрогнул, но не переживал. Пуля вонзилась в кирпич в футе левее слуги. По нему попала лишь пыль.
— Тебе стоит поработать над меткостью.
— Я мало занимался, — признал Сирилл. Он ненавидел дрожь в голосе, мог лишь надеяться, что Джос не заметил.
Улыбка мужчины в свете лампы показала обратное.
— Я много, — он поднял рапиру. — Давай покажу.
Джос побежал, быстро миновал последние ярды, перепрыгнул тела товарищей и взмахнул рапирой.
Глава двадцатая
Его спасла длина коридора.
Пока Джос бежал, Сирилл успел вытащить и поднять украденную рапиру. Сталь зазвенела о сталь, и уши аристократа заболели, он стиснул зубы. Он инстинктивно отбил, рапира проехала по стали, а потом мимо другой. Джос легко отошел, они замерли напротив друг друга, мечи почти целовались, дуэлянты смотрели в глаза друг другу, чтобы не замечать мертвых и бочку-стол.
— Ничего личного против твоего дома, — оскалился Джос, — но должен признать, я годами хотел убить аристократа.