Сейчас Фредерик был полон самых разных конфликтных чувств. И трепет, и радость, и облегчение, и признательность смешались в нем воедино. Вы избавили меня от больших страданий, казалось, говорил его счастливый взгляд.
Все то волнение, которое Энн пережила, так сильно сказалось на ней, что она не без благодарности оперлась на его руку. Вместе они вернулись обратно на улицу и пошли не спеша к ее дому на Камден Плейс. Фредерик был готов повторить каждое слово, которое он написал ей в письме. Каждое признание. Он готов был рассказать ей всю свою историю. Он никого никогда не любил кроме нее. Он слишком поздно это понял, а за свое опрометчивое поведение он был так жестоко наказан.
Те недели, которые Фредерик провел у брата в Шропшире, были одними из самых мучительных в его жизни. И все же тогда он предпочитал компанию Эдварда любому другому возможному обществу. Именно у своего старшего брата гостил он в Сомерсете восемь лет тому назад, и Эдвард был свидетелем тех событий, которые там произошли. Тогда он не без содрогания вспоминал о Лайме и считал себя таким же глупцом, каким считал его и сам Эдвард.
А ведь он был рад, когда все Уэнтворты уехали из Сомерсета, ибо твердо решил никогда туда больше не возвращаться и не видеться с семьей Эллиотов. Его решимость в значительной мере поколебалась, когда он узнал, что его сестра Софи намерена не только вернуться в Сомерсет, но и поселиться ни где иначе, как в Киллинч-холле. Имя Эллиотов снова было у него на слуху со всеми вытекающими отсюда финансовыми подробностями о состоянии дел сэра Уолтера. Он был против аренды Киллинч-холла и, несмотря на все радушие его сестры и адмирала Крофта, не собирался гостить там более нескольких дней, отправившись затем к Эдварду в Шропшир. Он знал, что Эллиоты перебрались в Бат, а значит встреча с Энн ему никак не грозит. И все же Фредерику претило оставаться надолго в Киллинч-холле, с которым было связано столько неприятных для него воспоминаний.
Впрочем, все прошло как нельзя лучше. Казалось, время вылечило его, и вернувшись в Сомерсет, в стены дома, где он был однажды так жестоко отвергнут прежними обитателями, он не почувствовал ровно ничего кроме самого легкого волнения. Он даже настолько приободрился, что нанес визит своим новым соседям — Мазгроувам. Людям в высшей степени воспитанным и приятным. Насколько же велико было его удивление, когда оказалось, что Энн не только не уехала в Бат, но что она гостила у своей сестры в Аперкроссе. Он не искал с Энн встречи, но теперь не мог ее избежать. И он должен сознаться, что впоследствии ему было так приятно от того, что он остался именно таким, каким хотел казаться — скучающим и равнодушным. Он даже был слегка разочарован.
Фредерик с легкостью поменял тогда свои планы на Сомерсет, решив погостить в Киллинч-холле дольше, чем собирался. Его подкупил тот теплый прием, который оказали ему Мазгроувы. Как разительно отличалось их поведение от холодных чопорных Эллиотов, которые сочли его недостаточно достойным для Энн. Его уязвленная гордость находила удовлетворение в том внимании и восхищении, которые оказывали ему девушки Мазгроув. И раз уж судьба свела его с Энн снова, то он должен дать ей понять, что не простил ее и что он осуждает всю слабость и покладистость ее характера. На деле же — он понял это только в Шропшире — он не был равнодушным, он бесился и по-прежнему лелеял свой гнев и нанесенную ему обиду. Как сильно его задело упоминание Мэри, что Энн ни разу не говорила ей о том, что они знакомы.
Сначала он начал пересекаться с Энн в Апперкроссе, отделываясь лишь парой-тройкой вежливых слов. Он должен был признать, что Энн держала себя с ним крайне скованно и отстраненно. Он заметил, что она уделяла своим племянникам гораздо больше времени, чем всем остальным вместе взятым. Впрочем, он не ожидал от нее ничего другого, и это (сейчас он хотел бы честным с ней) абсолютно его устраивало. Он был занят то Луизой, то Генриеттой, и сам не мог сказать, которая из барышень Мазгроув нравилась ему больше. Да он абсолютно не замечал и не хотел замечать Энн! Разве что иногда в его обращении к ней сквозили неосознанные знаки внимания, которые удивляли ее не меньше чем его самого. Ну что ж, успокаивал он сам себя, он не мог быть невоспитанным.
Первым тревожным звоночком для него стала новость о том, что Чарльз Мазгроув сватался к Энн до его женитьбы на Мэри и получил в ответ решительный отказ. Это не могло не вывести Фредерика из колеи, он был ошеломлен и озадачен. Он считал Чарльза Мазгроува в высшей степени приятным молодым человеком. Старший сын и наследник почтенного семейства по соседству с Киллинч-холлом, он обладал всем тем, чего так не хватало Фредерику девять лет назад — состоянием, поместьем, соответствующим положением в обществе. Для Энн это была во всех отношениях удачная партия. Определенно было бы только лучше, если бы она рассталась со своей семьей и сменила их общество на семейство Мазгроув, которые явно души в ней не чаяли. Все доводы рассудка, какими всегда руководствовалась Энн, говорили в пользу этого брака. Так почему она отказала Чарльзу? Луиза не смогла дать ему исчерпывающего ответа. Мистер Мазгроув считал, что Энн отговорила леди Рассел. Ах, леди Рассел… Как он мог забыть про леди Рассел. Все же эта новость продолжала сильно занимать его. Он весь терялся в догадках. Возможно ли, чтоб он мог быть причиной?
Их совместная поездка в Лайм сделала эту ситуацию снова двусмысленной. Он успел позабыть, что его друг Гарри знал имя девушки, с которой Фредерик был когда-то помолвлен. Капитан Харвилл не мог сдержать определенного удивления, завидев своего друга снова в обществе мисс Эллиот. И не прошло и нескольких дней, как Фредерик заметил, что Энн понравилась его друзьям гораздо больше барышень Мазгроув за то участие и внимание, которые она оказала капитану Бенвику. Какая досада видеть это и знать, что мисс Эллиот, будь она уже миссис Уэнтворт, прекрасно вписалась бы в общество его самых близких друзей!
Благо времени на такие мысли у него было немного, слишком часто его занимали то Луиза, то Генриетта. И только в Шропшире он понял, насколько легкомысленно отнесся ко вниманию обеих барышень Мазгроув. Их явное восхищение ему очень льстило, но не более. И между тем он совершенно остался слеп к тому, что чуть не поставил под угрозу помолвку Генриетты. Об этом впоследствии случайно пошутил сам Чарльз. Он ни разу не связывал пошатнувшееся положение мистера Хейтера со своим присутствием в Апперкроссе. Впрочем, с Генриеттой ему повезло больше чем с Луизой — Генриетта оказалась весьма постоянной. Однако сердце Луизы не было занято. И как неосторожно он побуждал ее, восхваляя решительность и отвагу в женщинах. Ему просто хотелось досадить Энн, вместо этого он лишь раззадорил Луизу. Последняя вела себя с ним слишком свободно, искала его внимания больше, чем он готов был ей оказать. И он, он один был кругом виноват в том, что случилось в Лайме. Теперь он не мог не вспоминать свое прошлое поведение без стыда. Что должно быть чувствовала Энн, наблюдая за ним и за Луизой, а ведь именно в Лайме и сам Фредерик впервые, кажется, начал ревновать. Он видел, как капитан Бенвик симпатизирует ей. От его внимания не укрылось и восхищение ее кузена, с которым они столкнулись как-то на прогулке.
Вся глубина ловушки, в которую он попал по собственной неосмотрительности, открылась ему уже после того несчастного происшествия в Лайме. Пока Луиза приходила себя, Гарри не преминул поздравить его с будущей женитьбой. Слишком поздно Фредерик начал понимать себя самого. Но сама Луиза, да и все остальное семейство Мазгроув не могло ни думать, ни говорить ни о чем другом. И если это было так, как говорил ему Гарри, он обязан был считать себя связанным с ними.