Отказ мог спровоцировать гнев, согласие грозило перерасти в нечто такое, чего лучше избегать.
– Посмотрим.
– Это вы чуть не вырвали у одного парня глаз?
– Кто вам такое сказал? Чужеземец не переставал удивлять ее.
– Несколько человек. Он попытался поцеловать вас в прачечной. Я задаю много вопросов.
И верно, вопросы сыпались из него один за другим, пока он месил тесто сильными, ловкими руками. Сколько человек обычно живет в этом доме? Сколько слуг нанял Хейвик дополнительно? Кто пользуется по ночам задней дверью? И еще много других. Дважды чужеземец замолкал, прислушивался и выходил из кухни, двигаясь бесшумно и быстро, как кот. Каждый раз он возвращался и со смехом сообщал, что кто-то всего лишь пользовался ночным горшком. Она ничего не слышала.
Внезапно все тесто поднялось, и в работе наступил перерыв. Бель начала прибираться, потом вспомнила:
– Вы сказали, что проголодались. Чего хотите?
– Чего-нибудь.
Его камзол был обсыпан мукой. Она протянула руку и остановилась в нерешительности – кто он и кто она.
– Я не многое умею. – Бель отвела глаза и добавила: – Вы позволите? Вообще-то мне приходится только печь хлеб.
– Тогда, пожалуйста, омлет.
Она поставила на раскаленные кирпичи сковородку и повернулась к кладовке.
– Сколько яиц?
– Двенадцать.
Бель повесила сковородку на крючок и сняла другую, побольше.
– Очень большой получится омлет. Он пожал плечами:
– Весной всегда много яиц. Когда они есть, я их ем.
Она вернулась с дюжиной яиц в фартуке.
– Что еще? Сыр? Шалот?
– Не указывайте мне, как убивать людей, Бель, а я не стану указывать вам, как готовить омлет.
Она с изумлением обнаружила, что и сама улыбается.
5
Лорду Вассайлу Лавилль не понравился. Город не должен быть таким большим и таким… непредсказуемым. Большая его часть была вполне привычной, традиционной и напоминала Грандон – узкие, вьющиеся между высоких зданий улочки, все аккуратно спрессовано за древними стенами. Так и нужно. Но зачем сносить целые кварталы? Зачем сжигать старые постройки, заменяя их щегольскими особнячками и открытыми площадками, напоминающими отсутствующие зубы во рту старика?
Нельзя сказать, что его так уж занимали городские пейзажи – не до того. Каждое покачивание кареты отзывалось пожаром в ноге. Колики мучили сильнее, чем в предшествующие дни. Оставалось только надеяться, что местные заклинатели не даром едят хлеб и знают свое дело.
Не понравилась ему и Палата Стихий. Палата должна быть небольшой, создавать атмосферу интимности, загадочности, способствовать торжественному призыванию духов. А здесь – просторное и светлое помещение, стены с причудливыми завитушками, позолота и эмаль. К тому же все восемь стен одинаковые, кроме той, что с дверью. На полу выложен какой-то орнамент, так что октаграмма почти неразличима. Непонятно даже, куда кому становиться.
Четверо крепких слуг вынесли из кареты его кресло и перенесли лорда внутрь. Рядом суетились заклинатели в белых одеждах. Они настояли на том, чтобы снять с него плащ, камзол, рубашку, и приложили уши к его груди.
– Подагра! – заревел лорд. – Нога! У меня болит палец!
– Подагра поразила палец, – согласился главный целитель, – но причина беспокойства – увеличение сердца.
– Ба! Это чужеземное вино… все из-за него.
– Чтобы излечить подагру, нужно противопоставить духам жара духов воды, да? Но сердце требует стихий жара и воды, а также стихии времени и подавления стихии смерти.
Они привычно зашептались, разворачивая и сворачивая свитки.
У стены, как всегда, уже стоял один из его Клинков. Серый. Аркелл. Вассайл махнул рукой:
– Где капитан Бомон?
– Не знаю, милорд.
– Сэр Оук?
Мальчишка закрутился.
– Думаю, они вместе, милорд, но где – не знаю.
– Хм! У меня есть распоряжение для Бомона. Сегодня вечером я должен быть во дворце его величества.
Аркелл успокоительно улыбнулся:
– Старший предупредил нас. Мы с нетерпением ждем чести оберегать вас.
Бомон был на месте вчера, когда герольд доставил приглашение – стоял в углу, изображая статую, но ушки-то работали, как у вымуштрованного дворового.
– Официально я ничего ему не говорил. И не желаю, чтобы Клинки подслушивали, а потом разносили сплетни!
Юнец дерзко задрал выбритый подбородок, показав крепкую, бугристую шею.
– Клинки никогда не сплетничают, милорд! Бомон сказал сэру Оуку и мне, что мы должны быть готовы. Это в интересах дела. Никому из посторонних о наших планах мы не рассказываем.
Вассайл хмыкнул. Заклинатели продолжали совещаться. Они что, никогда не видели больного подагрой?
– Я собираюсь с визитом в лагерь, к сэру Диксону.
– Как пожелаете, милорд.
– Но я плачу за трех настоящих воинов, а не за одного робкого мальчишку. Как ты можешь меня защитить, а?
«Робкий мальчишка» постарался принять вид бывалого вояки.
– Я – Клинок. Чтобы добраться до вас, им придется убить меня.
– Ты меня не убедил. Почему здесь нет капитана Бомона?
– Не знаю, милорд.
Лорду Вассайлу не оставалось ничего, как удовольствоваться этим ответом.
Заметив, что заклинатели начали расходиться по местам, Аркелл поспешно отступил от октаграммы к стене. Слишком близко. По коже разбежались мурашки, словно он наступил на муравейник. Аркелл был чувствителен к спиритуализму.
Ему хотелось, чтобы случайности дали другого подопечного, и тем не менее этот древний монстр обладал кое-какими достойными восхищения качествами. Ни боль, ни болезнь не пошатнули его фанатичной верности королю и мужества.
Где же остальные? Вернувшись в посольство на рассвете – после запоминающейся и сильно облегчившей кошелек ночи, – Аркелл обнаружил на посту Оука. Тот сообщил, что Бомон отыскал на кухне настоящее сокровище, самую прекрасную в Исилонде девушку, и отправился на прогулку по городу. Удачи ему!
Но их подопечный исполнял королевское поручение в чужой стране, а его Клинки были совсем еще «зеленые». Благоразумие требовало, чтобы его сопровождали по крайней мере двое. А если благоразумие молчит, то Великий Магистр молчать бы не стал.
Аркелл подумал, что почтенный лорд Роланд устроил бы немалый разнос, узнав о проделках Бомона. Похоже, так же был настроен и лорд Вассайл.
Не его, Аркелла, вина, что ему недостает свирепости. Он подходит под стандарты Айронхолла, а это самое главное.
Дрожь била его сильнее. Поскорее бы кончилось заклинание!
Когда все завершилось, лорд Вассайл громовым ревом потребовал сапог. Потом обозвал Хагфилда – принесшего сапог, но забывшего носок – наитупейшим из идиотов и приказал слуге снять свой носок. Оставив Хагфилда расплачиваться с заклинателями, лорд устремился к выходу, Его усадили в седло, и Аркелл едва успел вскочить на коня. Так, вдвоем, они и поехали.
Вассайл редко ездил иначе чем галопом и не собирался изменять правилам даже на узких улицах Лавилля. Достопримечательности не интересовали его, но Аркелл с удивлением поглядывал на совершенно необычные правительственные здания и аристократические особняки – каменные строения торчали между старыми деревянными и тростниковыми крышами, как пробивающиеся во рту ребенка коренные зубы. Конечно, там и тут разгуливали куры и свиньи, да и улицы нуждались в хорошем ливне, который смыл бы накопившийся мусор, но все же Лавилль представал городом более внушительным, чем Грандон. Бедняки уже убрались за крепостные стены, а самые нищие обитали в лачугах на почтительном расстоянии от тех же стен.
Лужайка, предоставленная в распоряжение шивиальских гостей, лежала еще дальше. Сэр Диксон устроил нечто вроде военного лагеря, расставив наиболее ценные повозки в середине – ни один посол не отправляется в путь без запаса предназначенных для раздачи даров. Сам Диксон был примерно такого же возраста, как Вассайл, но во всех других отношениях не имел с ним ничего общего. Немногословный, с дубленым морщинистым лицом, он смотрел на мир единственным глазом, после того как потерял второй во время кампании в Уайлдерленде. По мнению Клинков, которого у них никто не спрашивал, старик давно пережил лучшие годы и хронически страдал недостатком воображения.