Добравшись до вершины холма, они остановились. Внизу перед ними экспедиция растянулась по равнине длинной змейкой из четырехсот человек и почти тысячи лошадей.
Орсон продолжал клясть царя.
– Он выезжает на охоту с какими-то чудовищными, ужасными псами, по сравнению с которыми даже волки кажутся котятами. Науськивает собак на людей, и бестии рвут бедняг в клочья.
Оук только хмыкнул. Страшные рассказы о кровожадном царе и его жутких псах, носящихся по заснеженным просторам Скиррии, казались ему несколько преувеличенными.
– А ты слышал, что творится в Царицыне? – не унимался Орсон. – Безобразные оргии, мерзкие пытки, леденящие кровь ритуалы!
– Думаешь, меня пригласят?
– Куда?
– На эти оргии? Маркиз расхохотался.
– Ты и впрямь сумасшедший!
– Все эти рассказы идут от Басманова, – небрежно заметил Оук, – который вряд ли заслуживает доверия. Он же сам признает, что если вернется, то царь его повесит.
С Басмановым Бо познакомился в одной захудалой фитанийской таверне, где тот подавал пиво, и пригласил быть их проводником и наставником. Басманов знакомил путешественников с историей и обычаями Скиррии и обучал скиррианскому языку.
– Басманов знает, что говорит, – запротестовал Орсон. – Он же боярин.
– По его словам.
– Когда он сбежал, по приказу царя стрельцы замучили до смерти его жену и скормили псам детей!
– Это он так говорит. Мы же знаем, что Басманов – беглый каторжник.
И еще любитель побаловать слушателей баснями о своих необъятных владениях и бесчисленных любовницах.
– Но мечом владеет, как благородный человек! – провозгласил Орсон, позабыв на мгновение, что владение мечом не чуждо и некоторым отпрыскам рыбацких семей. – Да и другие рассказывают примерно то же самое.
– Басманов – вор. В ту ночь, когда мы останавливались во дворце маркграфа, он прихватил кое-что из гостиной.
– Как? – вскричал Орсон, пораженный таким проявлением низости со стороны человека, кичащегося знатным происхождением. – Почему ты не сказал мне?
– Потому что я заставил его вернуть все на место, – безмятежно ответил Оук, не упомянув о мече как средстве воздействия.
За время путешествия Оук приобрел ценный опыт по части размещения на ночлег в домах знати, у гнилых болот, под проливным дождем и на выжженных солнцем равнинах. Охранная грамота Вассайла, рекомендательные письма маркиза, боевой опыт Дестьена и медоточивый язык Ферно помогли экспедиции без особых проблем добраться до скиррианской границы. Им повезло, что никто ни с кем не воевал. Те, кто верил в безумных царей, могли надеяться на что-то интересное. Те, кто не верил, с нетерпением ожидали пышной церемонии встречи и долгого возвращения домой с Красавицей невестой и ее прислугой.
Именно мысли о нежных, томных красавицах беспокоили путников более всего. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Оук в последний раз посетил один из борделей Исилонда, а страждущие крестьянки, готовые продать ребенка за корку хлеба, радости не приносили.
Ветер бросил ему в лицо пригоршню пыли, он выругался и сплюнул. Аркелл утверждал, что в таком путешествии человек легко может растерять все шивиальское и уже никогда не найти утерянное.
– Что-то случилось, – сказал Орсон, приподнимаясь на стременах и вглядываясь вдаль. – Дестьен стягивает колонну.
– Может, они увидели дерево? Орсон усмехнулся:
– Невероятно. Скорее – Звоноград. Басманов говорил, что до него уже не долго. А потом мы расстанемся, мой друг!
– Надеюсь, еще увидимся. Маркиз ухмыльнулся:
– На Королевском Кубке?
Оук пожал плечами. Лучше бы нет.
– Наш подопечный клянется, что если только доберется до дома, то уже никогда не покинет Васбург.
Уклончивость друга не ускользнула от внимания Орсона. Покачав головой, он задал вопрос, от которого долго удерживался:
– Что скажут ваши друзья Клинки, если мы победим?
– Когда победите. Бо ведь пообещал.
Уверения Бомона в том, что Сабли займут четыре высших места в следующем турнире, уже не казались такими легкомысленными. Любой из четверых мог без особого труда разделаться с Оуком или Аркеллом. Орсон и де Роже сражались на равных с самим Бо.
– Он, конечно, идеальный наставник. Но не назовут ли его предателем?
– Нет, – решительно ответил Оук. – Подопечный всегда на первом месте, так что любой из Клинков сделал бы то же самое.
Если бы, конечно, у любого была такая возможность. Опыт Бо стал платой за охрану и помощь, предложенные Регентом. Как давно это было?
– Мне говорили, что лишение головы не такое уж болезненное дело. Боль проходит через несколько минут. – Орсон прищурился, вглядываясь вниз. – Авангард вернулся. Должно быть, увидели реку или Звоноград. Пришло время прощаться, друг.
– Жаль. Мы все вам благодарны. Без вашей помощи нам бы сюда не добраться.
Взгляд маркиза погрустнел.
– Но как вы вернетесь? Шести рыцарей сэра Диксона явно недостаточно. Путь назад всегда опаснее, потому что у злодеев будет время подготовиться. Да и Скиррия… гиблое место. Друг Оук, не попробовать ли тебе убедить Бо возвратиться, пока еще не поздно?
Вот, значит, к чему все эти разговоры! Что ж, приятно, когда о тебе тревожатся, но Оук покачал головой:
– Он Старший, ему и решать. Орсон вздохнул.
– Шивиальцы все такие сумасшедшие?
– Только Клинки.
– Я пытался убедить Дестьена в том, что нам следует подождать вас здесь, но это невозможно. Дни становятся короче, погода вот-вот изменится, а кормить лошадей здесь нечем. Да и то сказать – уже Восьмая луна! Нам придется поторопиться, чтобы вернуться домой до зимы. Сколько вы пробудете в Скиррии?
– Не знаю. Празднования могут затянуться.
Аркелл утверждал, что до Кинска еще дней семь – десять пути, но обратный путь займет больше времени, ведь женщины всегда сдерживают мужчин. Так что Лавилль они увидят еще не скоро.
– Похоже, вам придется остаться в Кинске до весны.
– Может быть. – Оука это не волновало. Ну пробудет он на чужбине еще год – что из того? Его жизнь принадлежит подопечному. – Царь обеспечит нас надежной охра-Ной.
– Но не до конца же! Если его войска дойдут до Долорта Или Нартании, это будет нарушением договоров. Не думаю, что ему так уж хочется спровоцировать войну. Вероятнее всего, он проводит вас до Звонограда.
– Не такой уж он безумец, чтобы бросать на произвол судьбы собственную свояченицу!
– Почему же? Итак, слушай. – Похоже, Орсон принял какое-то решение. – Помнишь Гнейзов?
– Как же такое забудешь!
– Ландграф вроде бы честный человек. Я оставлю в Гнейзове лошадей для вас и нескольких человек с сержантом Наренном. Если сможешь, извести его перед возвращением. Не сможешь, он будет ждать там. Если будете возвращаться морем, пожалуйста, дай знать.
– Ты невероятно щедр! – Оук никак не ожидал такого предложения. – Уверен, Вассайл этого не забудет.
– Дело не в нем. – Глаза Орсона блеснули. – Мы же друзья. Чего не сделаешь ради любовничка.
Оук рассмеялся, Сейчас он уже мог смеяться, но, впервые прознав о том, как воспринимают их дружбу некоторые, пришел в ярость. Орсону, аристократу и гражданину мира, было плевать на чье-то мнение. Его друзья делали вид, что ничего не замечают; Бо и Аркелл слишком хорошо знали своего товарища, а остальные если что-то и думали, то держали свои мысли при себе, опасаясь вызвать гнев Клинка. И только лорд Вассайл, человек сдержанный и старомодный, не одобрявший вольностей в отношениях мужчин и женщин, почел за долг задать вопрос, бывший на уме у многих.