После чего была сразу же отстранена, на секунду лишь замечая его свирепые глаза.
— Идем, — он поднялся, выбираясь.
И тут же протягивая мне второе полотенце.
Голова шумела от выпитого вина, которое так кстати (или уже некстати) подействовало только вне горячей воды.
Кое-как завернувшись, прошагала по теплому полу в коридор, замечая единственную открытую дверь.
Именно в ту комнату, в которую я так и не успела заглянуть.
Она имела приглушенный свет, также исходящий из под пола, как и в ванной. Мебели находилось немного, однако, я заметила еще одну дверь, явно уходящую в гардеробную.
Он стоял в центре комнаты, опоясанный полотенцем. Взгляд подзывал меня ближе. И вот уже его руки распустили мои волосы, уверенно стягивая с меня полотенце.
Я уже видела этот взгляд. Тогда, в его комнате. Желающий овладеть мною.
— Ложись на спину. Руки вверх к стене.
Я неуверенно проследовала к кровати, повторяя все в точности, как он говорил.
Взгляд уперся в потолок, любопытство становилось запредельным. Отчего-то была уверенность, что все эти дни он будет делать со мной все то, что так хотел еще в наш первый вечер. А возможно и еще раньше.
Моя левая рука оказалась привязана к металлическому каркасу кровати.
— Так не больно?
— Нет, — сделала паузу, — Что-то мне подсказывает, что эта кровать была специально для этого и куплена.
Ник тихо ухмыльнулся уголком губ, привязывая мою вторую руку.
— Почти.
Его полотенце было отложено в сторону.
И вот уже он нависал надо мной, так темно и грозно дразня меня желанием.
— И что теперь? — негромко проронила.
Его губы легли на мои ребра, заново изучая мою кожу, распаренную горячей водой.
— А теперь я тебе покажу, о чем я думал с нашей последней встречи.
— То есть я буду привязана все три дня? — тихо усмехнулась, немного даже побаиваясь.
— Как минимум.
И он окончил все диалоги, сладко запечатывая меня поцелуем. Правая рука потянулась вниз, начиная слабо дразнить мое тело.
Губы переходили с места на место, словно в вальсе выписывая круги. Все те движения, которые я так уже любила.
Так ждала. Так требовала.
Мышцы сводило, и бедра сами стали сжиматься от своего же напора. Было ощущение, что он подготавливал меня..
Я ощущала его пальцы внутри, пока он кусал мою грудь. И ощущения в теле стали еще болезненнее. Напряженнее. И унять их мог только мой искуситель.
— Как долго ты будешь меня мучить? — полу-простонала я, извиваясь.
— Мне остановиться? — довольно улыбнулся, обнажая зубы.
И, конечно же, продолжая.
— Нет, но я уже так хочу… — продолжала.
Его лицо вдруг оказалось совсем близко. Глаза горели адским пламенем.
И я увидела еще одну печать в его взгляде, которая была всего в секунде от того, чтобы слететь.
— Скажи это еще раз, — шептал мне в лицо.
— Я хочу тебя, — уронила я громче.
И печать была сорвана.
Я чувствовала, как горели его предохранители. Те, которые держали его в самообладании.
И если я общалась с Николасом, то сейчас я видела именно Ника. Не способного ни на что другое, как утолять свою жажду.
Мною.
Пальцы больно схватили мои бедра, притягивая и больно оттягивая мои привязанные руки. И я ощутила его внутри, напористо сдавливая меня.
Вновь подготавливая, как полосу взлета для истребителя.
Его локти были рядом с моими боками, а дыхание остановилось на уровне шеи. Мужчина был сосредоточен, внимательно следил за каждым изменением в моем лице.
Я млела. Но требовала больше.
Руки начинали болеть, и мне дико хотелось их опустить, чтобы усилить его ритм.
Но он все продумал. Пока что я была в его власти, ограничившая любые попытки на инициативу.
— Ник, — прошептала я.
— Да? — вторил, наслаждаясь его именем на моих устах.
— Ты специально?
— Что? — хитро улыбнулся.
— Так дразнишь.
— А ты как думаешь?
— Специально. Хочешь, чтобы я просила, да? — словно догадалась.
Он распылался в улыбке, пробуя мою кожу на вкус.
— Да, — без тени сомнения проронил твердым голосом, — Хочу.
Я медлила, словно собираясь с силами. Эти игры мне были явно не знакомы. Но чем дальше я продолжала, тем больше ими наслаждалась.
— Прошу.
— Что просишь?
— Чтобы ты перестал меня дразнить.
— И что ты хочешь взамен?
— Чтобы ты перестал сдерживаться.
Он довольно прищурился, ликуя, но не меняя ритма.
— И это все?