И я вошел.
— Этого парнишку я должен до смерти благодарить, и вы тоже, товарищ директор, можете в ноги ему поклониться.
— В чем все-таки дело? — спросил директор удивленно.
И шофер стал ему рассказывать.
А я все еще боялся, что меня будут за что-нибудь ругать, и стоял, опустив голову.
— Мальчик-то молодец, а с вами мне как теперь быть, уважаемый? — строго сказал директор. — Неужели наказывать в первый же день?
— Я потому сам и пришел.
— Ладно, попробую вас простить. — И директор повернулся ко мне. — Ты из третьего отряда?
— Из третьего.
— Спасибо тебе, — сказал директор. — Я знал, что у меня в лагере подобрался очень хороший состав. Беги играй. И знаешь, что… — Тут он задумался. — Ладно, ничего. Еще раз тебе спасибо.
После ужина меня остановили взрослые ребята из первого отряда.
— Ты машину на тормоза поставил?
— Я, — сказал я.
— Смотри! — удивились они. — Мы думали, кто другой.
Потом меня спросила Света:
— Девочки говорят, что ты на полном ходу грузовик затормозил?
— Затормозил, — ответил я, — только не на полном, он как раз разгоняться начал.
— Здорово, — обрадовалась Света, — вот повезло.
— Ну, ты переселишься или как? — спросил меня Евдокимов после отбоя.
И я уже хотел сказать, что согласен, переселюсь.
— Ладно, пусть остается, — вдруг проговорил Корнилов. — Хочешь в нашей команде играть?
— Хочу, — обрадовался я.
— Завтра тренировка.
Первая тренировка у нас была после завтрака.
В футбол хотели играть многие, но Корнилов их не записал, а меня записал. Мы разделились на две команды. Я стал на защиту. А Корнилов — нападающим.
Он бегал по полю и громко командовал — кому наступать, кому перепасовывать, а кому защищать ворота. Я тоже бегал по полю изо всех сил, но по мячу ударял редко. Зато один раз поймал мяч у самых наших ворот. Вратарь был в другой стороне. А мяч летел по воздуху в ворота. И я схватил его руками. Я прижал его к себе, он был крепкий, кожа у него шершавая, слегка мокрая, с прилипшими песчинками.
— Молодец, Колька! Молодец! — кричал Корнилов.
За то, что я схватил руками мяч, нам пробили штрафной, но в ворота не попали.
Потом мы всем отрядом пошли на озеро купаться.
Купальня была недалеко за лесом. Этот лес тоже был лагерной территорией. Огромные сосны и ели, а между ними — черника с зелеными ягодами. Но у некоторых ягод были уже красные бока.
— Скоро созреет, поедим — все губы будут черные, — сказал Евдокимов, — правда, Корнилов?
— Поедим, — согласился Корнилов.
— А я записалась в художественную гимнастику, — сказала мне Света. — Ты умеешь плавать? — спросила она меня.
— Конечно. Мы с мамой один раз даже реку переплывали.
— Я тоже умею.
Через минуту Евдокимов уже залез по плечи, так что только голова торчала, и звал всех:
— Плывите сюда, здесь дно хорошее.
Но многие не умели плавать и плескались у берега. А мы со Светой поплыли к краю купальни.
— Неумеющим плавать выйти из воды и построиться, — скомандовал физрук. — Сейчас я вас буду учить.
Все неумеющие вышли. А Корнилов так и стоял в озере. Вода ему была по колено. Он не плескался, не брызгался, а стоял просто так.
Сначала, когда только входишь, вода всегда кажется холодной, даже ноги поджимаешь. И трудно дышать, пока не окунешься. А как окунешься и поплывешь, сразу холод проходит и становится приятно и весело.
Я и на спинке умел плавать, и стилем полукроль. Это так мама назвала мой стиль в прошлое лето, когда учила меня кролю, а у меня плохо получался выдох в воду.
Света тоже плыла быстро, и мы с ней плавали взад и вперед у самой границы купальни.
А Корнилов все стоял по колено в воде у берега.
— Корнилов, ты мне честно скажи, умеешь ты плавать или нет? — крикнул ему физрук.
Корнилов что-то ответил.
— Не понял — умеешь или не умеешь?
— Умею, но не очень, — сказал Корнилов.
— Тогда вылезай. Назначаю тебя старостой в группе обучающихся. Будешь моим заместителем.
Корнилов сразу вылез на берег и пошел.
А мы со Светой поплыли на другую сторону купальни.
В тихий час мы не спали, а просто лежали на кроватях и разговаривали.
— Ты где так плавать научился? — спросил Корнилов. — Тебя родители в бассейн записали?
— Нет. Я в позапрошлое лето на Днестре чуть не утонул — и мама стала меня учить.
— Я тоже раньше умел, а сейчас подзабыл, тело плавучесть потеряло.
— Хорошо, что мы Кольку у нас оставили, правда? — спросил Евдокимов.