— Он вам что-то сказать хочет, — пропищал по-дурацки Бабенков.
— Ты мне хочешь сказать? — спросил меня Игорь Павлович и посмотрел на меня с огромной высоты.
И я стал совсем маленьким и слабым человечком и прошептал:
— Я? Нет, я не хочу.
— Хочет, хочет! Он позавчера проспорил! — снова прокричал Бабенков, теперь уже своим голосом.
И вдруг у меня вырвалось само собой:
— Привет, малышка!!
Я еще услышал, как Игорь Павлович изумленно кашлянул, а после этого я побежал по лестнице вниз, потом по коридору к боковой запертой двери, она всегда была заперта, потому что это запасной ход на случай пожара.
Там, у запертой двери было темно и пусто. Я уткнулся в нее лицом, ни о чем не думал и только повторял:
— Что я наделал! Что я наделал!
Зазвенел звонок на урок. Я слышал, как все протопали к своим классам. А я все стоял, уткнувшись в холодную дверь, и повторял:
— Ну что я наделал! Что я наделал!
Вдруг я услышал, что ко мне кто-то подходит.
Я еще больше уткнулся в дверь, замолчал и сжался.
Я, наверно, по шагам догадался, что это сам Игорь Павлович.
Он подошел ко мне и сказал:
— Привет, великанище. Хватит переживать, иди на урок.
Но я все стоял, уткнувшись в дверь.
Тогда он положил руку мне на плечо.
— Я тебя ни в чем не виню, понял? Беги на урок и больше не переживай.
Он повернулся и стал подниматься по запасной лестнице.
И когда затихли его шаги, я тоже побежал на урок.
По пустому коридору к нашему классу как раз шла Анна Григорьевна. Я ее успел обогнать.
Потом, когда она вошла, а мы поднялись около парт, она посмотрела на меня и сказала с удивлением:
— Что это ты стал так прытко бегать, Коля Кольцов?
А я промолчал.
— Я думала, тебя к директору вызвали, — прошептала Галя Кругляк, когда мы сели.
По пятницам и вторникам к нам домой приходит учительница музыки.
Она не простая учительница, а преподает музыку в педагогическом институте.
Когда-то папа учился вместе с ней в одном классе. А три года назад мама уговорила ее заниматься со мной.
Галя Кругляк тоже занимается музыкой дома, только с другой учительницей. Родители Гали осенью не могли найти польский сборник фортепианных пьес, а у нас он есть. И я иногда прихожу к ней домой за этим сборником, если она его забывает принести в школу.
Сегодня она как раз забыла и позвала меня к себе.
Мы вышли из школы и наткнулись на собаку.
Она бродила около деревьев, бежала за некоторыми людьми шагов двенадцать, а потом возвращалась назад к школе.
Я ей свистнул, и она сразу бросилась ко мне, даже завизжала от радости.
— У тебя нет конфеты? — спросил я Галю.
— Есть, только дома.
— Дома у меня тоже есть. Видишь, какая ласковая, надо ей дать что-нибудь, — сказал я про собаку.
Но Галя шагнула от собаки в сторону.
— Ты что, не знаешь, что уличных собак и кошек трогать нельзя?
— А может, она и не уличная.
— Уличная. Видишь, без номерка. А собаки без регистрационного номера подлежат уничтожению. Вон там объявление висит, на углу дома.
— Буду я еще твои объявления читать, — сказал я и погладил собаку.
И собака сразу запрыгала от радости.
— Вот заболеешь лишайниками, тогда узнаешь.
— Не лишайниками, а стригущим лишаем, я и то знаю, хоть и не читал твои объявления.
Мы так шли к Галиному дому, и вдруг я увидел ту девочку, которая каталась на горке. Она была на другой стороне улицы и несла батон в полиэтиленовом мешке.
— А я вчера песенку Бартока начала, — говорила в это время Галя.
Но я как будто ее не слышал, а все старался не смотреть на ту девочку, крутил головой по сторонам, но само собой получалось так, что я каждую минуту снова поворачивался к ней лицом.
И она вдруг тоже внимательно на меня посмотрела.
— И адажио я кончила, — продолжала говорить Галя.
А мне вдруг расхотелось идти с ней рядом, и я сказал:
— Ой, я в школе ручку забыл. Ты иди, я сбегаю.
Но она на меня удивленно взглянула:
— Ничего ты не забыл. Я сама видела, как ты ее клал в портфель.
Я сказал:
— Ну, я все равно сбегаю, собаке конфету куплю.
— Ты сначала возьми польский сборник, а потом беги.
И тут я только сообразил, что мы стоим около ее дома. А та девочка идет уже далеко и несет батон в прозрачном полиэтиленовом пакете.
— Ты чего все время оглядываешься? — спросила меня подозрительным голосом Галя.
— Ничего.
— Вон та девчонка прошла, видишь?
— Какая? — я притворился, будто не знаю, какая.