А я подумал: «Вот если бы он всерьез стал придумывать для людей разные машины, мы бы, наверно, уже давно не только на Марс и Венеру слетали б, а и на другие звездные системы».
Я так увлекся книгой, что и не заметил, когда мы приехали в Зеленогорск.
— Очнись, — сказала мама.
И я сразу стал убирать книгу в рюкзак.
Мы с мамой надели лыжи прямо около станции и пошли по лыжне в сторону Серенады.
Вокруг были высокие сосны и ели. Нас иногда обгоняли люди и спрашивали:
— К Серенаде мы правильно идем?
— Правильно, — отвечала мама.
Ветра совсем не было, и солнце здорово грело щеку, особенно если замереть, зажмуриться и поднять лицо. И воздух между деревьями был теплый, сосновый.
Некоторые люди снимали с себя куртки и оставались только в лыжных брюках.
Я так и не понял, какая гора называется Серенадой. Там было много гор, высоких и низких, крутых и попроще.
Я съезжал следом за мамой на огромной скорости с одной горы, потом, совсем не отталкиваясь, по инерции, въезжал на другую, съезжал с нее, взлетал на третью. Надо было только внимательно смотреть, чтобы не налететь на сосну.
А одна гора была страшно крутая и внизу утыкана обломками лыж.
Мама сказала, что она называется Лоб.
Когда мы забрались на эту гору и я заглянул вниз, то даже попятился, чтобы нечаянно лыжи меня туда не повезли.
— Неужели съедете? — спросил человек, который был здесь вместе со своей дочкой.
— Когда-то съезжала, — засмеялась мама, — попробую.
— Что вы, это же самоубийство! — испугался человек. — Не надо, я пошутил.
— Сейчас посмотрим.
Мама сразу оттолкнулась и помчалась с жуткой скоростью вниз, а внизу круто свернула и поехала с новой горы, с пологой.
— А мы с тобой лучше вернемся назад, — сказал человек дочке. — Мне еще жизнь дорога. Она, наверно, чемпионка какая-нибудь.
А я закричал:
— Мама! Все нормально?
И мама ответила:
— Хорошо! Спускайся ко мне там, где полого!
И на меня многие люди с уважением посмотрели, потому что все следили, даже остановились, когда мама мчалась со Лба.
Потом мы ели холодные бутерброды и пили чай, такой горячий, что его надо было отпивать маленькими глотками.
Я пил из зеленой кружки, а мама — из крышки термоса. Из кружки поднимался пар, и этим паром было смешно дышать.
Мы еще покатались немного с гор. Я все-таки налетел на одну сосну, которая стояла прямо на пути, не успел свернуть. Я небольно стукнулся о нее плечом и упал. А один человек недалеко от нас так трахнулся лбом о дерево, что сидел потом полчаса, держась за голову, и друзья повели его к станции, даже лыжи его понесли.
Мы тоже поехали назад, и солнце сильно грело, с больших сугробов падали капли на лыжню.
В электричке напротив нас сел человек с птицами.
У человека был большой рюкзак и специальная клетка. Вместо железных прутьев на клетке была натянута белая материя. А с одной стороны — сделано стеклянное окошечко. Я посмотрел в это окошечко и увидел двух белых птичек с голубыми крылышками.
А человек осторожно поставил клетку, сел напротив нас и сразу стал нам улыбаться.
— Какие у вас красивые птицы, — сказала мама, — никогда таких не видела. Как их название?
— Это белая лазоревка, князек, — сказал человек гордо и снова заулыбался. — Сколько лет мечтал их поймать. Некоторым даже за всю жизнь не удается.
Он заглянул в окошечко.
— Волнуются. Ничего, посидят дня три в кутейке, привыкнут, можно их и в клетку выпустить.
— Вы птицелов? — удивилась мама.
— По выходным. А в другое время на заводе работаю. А вы — спортсменка? — спросил он.
— Нет! — И мама тоже засмеялась. — Я учительница музыки. Это мы с сыном покататься решили.
— А папа ваш куда же уехал? В командировке?
— Папа наш чертит. Он у нас без выходных работает.
— Хочешь, посмотри поближе моих птичек, не бойся, смотри прямо в окошко, — предложил человек мне.
И я стал смотреть, как они прыгают друг за другом, поворачивают голову, косятся на меня, клюют рябину.
— Очень редкие птички! А какие красивые! — сказал человек. — Я ведь тоже некоторых птиц петь учу, так что я как бы ваш коллега.
— Разве птиц учат петь? — удивился я.
— Еще как! На певца в консерватории столько времени не расходуют, сколько на хорошую птицу.
— И они, наверно, не отвлекаются на уроках, как ты, — сказала мне мама.