— Нет, они у меня старательные. Да и я знаю все их привычки. У меня жаворонок живет — я его прямо из гнезда взял, выкормыш. И два соловья. Иволгу — тоже выкормил, взял из гнезда. Такая боязливая птичка.
Я даже не поверил его словам, и мама, наверно, тоже.
— И все эти птицы живут у вас дома? — спросила мама.
— Конечно. Канареек или там волнистых попугайчиков я не держу. Хорошему птичнику их держать стыдно. Хочешь моих щеглов послушать? — спросил он меня.
— Еще бы он не хотел, — сказала за меня мама. — Слушать — это он любит. А вот сам стал заниматься музыкой хуже. Как будто у него какая-то пружинка сорвалась.
— С птицей такого не бывает. У нее если организм требует пения, так она запоет в любых условиях. Телефон у вас есть? Если хотите, могу как-нибудь позвонить. В выходные-то я сейчас все время буду за городом, а в будни — пожалуйста. Ко мне люди часто приходят. И с магнитофонами. У меня запишут, а дома у себя потом устраивают птичьи концерты. Вы скажите номер, я запомню. Если есть у мальчика интерес, пожалуйста.
Мама сказала ему наш телефон, а он сказал, что его зовут Федор Матвеевич.
Мы вышли на Ланской, а он поехал дальше, к вокзалу.
Утром по дороге в школу меня догнал Бабенков.
— Слышал, а? Шустрова переезжает!
— Куда?
— Ее родители поменяли квартиру с другим городом и переезжают. Она сегодня последний день.
Как-то так получается, что Бабенков всегда узнает секреты.
«Может, и руки не будут проверять», — обрадовался я и спросил Бабенкова:
— А кто санитаром будет вместо нее?
— Ты, конечно.
— Я?
— А кто же еще.
Тут уж я не обрадовался. Значит, я должен буду стоять у дверей, как она, и проверять руки. А у самого бородавка растет. Кто-нибудь увидит и скажет:
— Ты сначала свои руки приведи в порядок, а потом чужие проверяй.
Я так задумался, что даже не заметил, как мы подошли к школе.
Я уже давно слышал, что некоторые люди выводят бородавки кислотой.
На перемене я спросил у Гриши Алексеенко:
— Где кислоту продают, ты не знаешь?
— Наверно, в аптеке, — сказал он, — только на нее рецепт нужен.
Мы с Гришей пошли к его брату.
— Какая кислота? — спросил брат. — Серная, соляная, может, уксусная? Если уксусная, то дома у матери возьми уксусу, вот тебе и кислота, смотри эссенцию не бери, она жжется.
— Мне уксусную надо — сказал я, хоть и не знал, какую.
Я только сейчас услышал, что уксус — тоже кислота.
И Гриша Алексеенко, как всегда, вздохнул:
— Вырасти бы побыстрей, а то ничего не знаем.
После школы, когда мама пошла на вечерние уроки, я взял из стола уксус. Уксус я любил нюхать, он пахнет маринованными грибами.
Я капнул из бутылочки на руку. Но все сразу пролилось в раковину. Я снова капнул.
Уксус не помогал.
Когда пришел папа, я его сразу спросил:
— Какая кислота бывает самая страшная?
— Синильная, — сказал папа, — ее шпионы используют и разные убийцы.
И тогда я понял, что надо делать.
Я незаметно оделся и побежал к аптеке.
Там было много людей, а у прилавка стояла старушка в белом халате.
— У вас синильная кислота без рецептов есть? — спросил я старушку.
Старушка даже подавилась от удивления.
— Зачем тебе такая кислота, мальчик?
— Нужно, — сказал я тихо и опустил голову.
— Сейчас узнаю, подожди.
Старушка ушла куда-то, а через минуту вернулась.
— Зайди к заведующему, мальчик.
И она пустила меня прямо за прилавок в коридор, а оттуда в специальный кабинет.
В кабинете сидел старичок. Он и был заведующий.
— Это тебе нужна синильная кислота? — спросил старичок. — Тебе самому?
— Мне.
— Может, тебе другая нужна, а ты забыл, может, соляная — для желудка.
— Нет, синильная.
— Хорошо, синильная. А сколько тебе нужно?
Я подумал и сказал:
— Литр.
А старичок сразу засмеялся.
— Милый мальчик, — сказал старичок, — синильная кислота сама по себе в природе не присутствует, она сразу разлагается. И слава богу, потому что от литра ее могло бы умереть шесть тысяч человек. Теперь ты понял, что за страшную кислоту ты у нас спрашиваешь? Я знаю, ты ведь не хочешь, чтобы внезапно умерли шесть тысяч человек?
— Не хочу.
— Так зачем же ты пришел? Тебе нужно что-нибудь вылечить, или тебя кто-то послал?
— Вылечить, — сказал я.
Я больше ничего не говорил, потому что боялся заплакать, а только протянул старичку руку.
— Нормальная, хорошо развитая кисть, — сказал старичок, — даже помытая.