— Мед свежий! Только сегодня покупали!
— Спасибо! Мне некогда! Мне еще уроки… Я домой.
— Дотянула! — недовольно проворчала Ветка. — До самого вечера. Тоже мне!
Пришлось идти ее провожать, потому что было уже поздно, а поскольку провожавшую Ветку тоже надо было проводить, то с ними пошел и отец.
Легкий невесомый снежок кружился в воздухе. Надвигалась неизбежная зима, и Ветке было радостно оттого, что уходил унылый и скучный осенний пейзаж, хотя ее «Осенняя песня» была еще не закончена.
Отец шел довольно далеко позади них, чтобы не мешать, и поэтому можно было свободно говорить с Настей о чем угодно. Однако к глупой их встрече в Каменском интернате они больше не возвращались — все выяснили. Теперь Ветке хотелось узнать, что же такое происходит в жизни этой такой странной и такой красивой девочки, от нее самой — не от тети Сони, не от интернатских дикарей, а от нее самой. И Ветка сразу взяла быка за рога:
— Твой дед, наверно, не очень хороший человек, да?
Настя ответила не сразу. Она шла опустив голову и глядя себе под ноги. А потом, не поднимая головы, спросила:
— Откуда ты это взяла?
— А я, между прочим, в твой распрекрасный Каменск еще один раз ездила!
Настя резко вскинула голову. «Ого!» — подумала Ветка.
— С пирожными, между прочим, ездила. Так вот, мне там кое-что и рассказали.
— Что… рассказали?
— А то, как твой дед Евфалию Николаевну из интерната выжил. Ну а уж потом интернатники тебя выжили из-за этого.
— Никто меня не выживал! — почти крикнула Настя. — Я к маме приехала! К своей родной матери!
— А виноват во всем твой дед! И потому ты от него сбежала!
Настя остановилась. Ветка тоже, И так они стояли молча, довольно долго и при неярком свете уличных фонарей не могли разглядеть выражения лиц друг друга, пока задумавшийся о чем-то отец чуть не налетел на них.
Дальше они пошли уже все вместе, и при отце пришлось разговаривать уже совсем о другом, о чем придется.
Они проводили Настю до самых дверей ее квартиры, и Ветка, когда уже закрылась за ней дверь, спохватилась, что не пригласила ее к себе еще. Нехорошо как-то получилось. Не принято так было у них, у Петровых. На всякий случай она запомнила номер Настиной квартиры, решив, что если не завтра, то уж на будущей неделе обязательно под каким-нибудь предлогом зайдет к Насте, хотя и Настя ее тоже не пригласила к себе.
Обратно они с отцом шли молча. Рассеянная задумчивость отца передалась и Ветке. Она стала такой же задумчивой и печальной, зная, что ничего хорошего дома их не ждет. И телевизор пора уже выключать…
Отец шел, засунув руки в карманы пальто. Это была его вечная привычка, за которую его часто ругала мать. А Ветка он просто привык прятать руки, потому что они у него были в рубцах и морщинах — от ожогов. Ожоги эти он получил на войне. Он воевал совсем еще мальчишкой, и у него даже была потускневшая до черноты медаль «За победу над Германией». Но о себе он почти никогда ничего не рассказывал. Рассказывал он всегда о других. Чаще всего о тех, кто погиб.
Ветке было пять лет, когда он повез ее и Ирину на Мамаев курган, и ей до сих пор больно вспоминать ту поездку, Там впервые в жизни она увидела, как ее отец плачет.
Но то было давно, еще восемь лет назад. А теперь с отцом снова стало происходить что-то нехорошее. Теперь, в этом новом для них городе, куда он так не хотел ехать и куда они все-таки переехали по настоянию матери, он вдруг стал каким-то неспокойным, каким-то невеселым и неразговорчивым. Может быть, какие-нибудь воспоминания были связаны у него с этим городом — он бывал здесь в детстве.
Уже на третий день — это был тот самый день, когда они столкнулись у лифта с Тамарой Ивановной, — во время первой их прогулки по великолепной зеленой набережной его вдруг без всякой причины начали раздражать восторженные возгласы матери и Ирины. Он ничего не сказал, он просто ушел далеко вперед, ушел молча, чтобы не слышать, как они восхищаются голубыми елями и розами на клумбах. Ветке вначале было непонятно его раздражение. Ведь действительно все здесь, на набережной, было очень красиво. А потом она вдруг поняла: он вспоминал о чем-то. Может быть, очень дорогом для себя. Может быть, о чем-нибудь очень печальном. А восторженные возгласы сейчас никак не подходили к тому, о чем он вспоминал. Но о чем он вспоминал?
Ветка тогда молча догнала его и взяла за руку. А мать весело крикнула ему:
— Ты как Негоро на берегах Африки! Озираешь знакомые места?
Наверно, эта веселая фраза была не очень уместной и, может быть, еще больше рассердила отца, но он промолчал. Только весь вечер потом был мрачным. И тут, когда возвращались, Тамара Ивановна подвернулась, свалившись, как снег на голову, а мать крикнула ему: «Ты знаешь эту женщину?» Тогда обошлось без скандала. А через неделю скандал все-таки состоялся. Правда, Тамара Ивановна здесь была ни при чем.