Лихо присвистнув, я вытащил из кармана два черных липких квадратика. Я торжествовал.
По Алешка, взглянув на ириски, побледнел. Даже при свете звезд было видно, как его скуластое лицо покрылось бледностью.
— Ириски, — по-змеиному зашипел он, — сожрал на целых сто тысяч! Все, все нам наврал о цирке!
В моем левом ухе зазвенело. Зазвенело и в правом. Передо мной в каком-то бешеном танце закружились летающие слоны, говорящие крокодилы и морские львы, играющие на флейте.
Меня били под фонарем, у ворот нашего общежития. Пожалуй, били бы долго. Но неожиданно возле нас раздался звук кастаньет, и кулаки моих суровых судей остановились. К нам подходил Кока и выстукивал на сапожных щетках ритм марша из оперы «Аида». Исполнив свой номер с подлинным мастерством, он сказал:
— Деретесь? Ай, ай!
С этими словами он вытащил из-за пазухи сто тысяч рублей. Он подобрал их возле своего ящика на Греческой площади.
Кока, смуглый и сухой, как ржаной сухарь, показался мне чуть ли не самим богом, слетевшим на землю.
— Ну, видите, как я жрал ириски? — спросил я, всхлипывая и ликуя.
— Ну, видим, — признались мои друзья и виновато поглядели на мои синяки под глазами. Синяки — дружба. Они же — мой первый гонорар…
Вот и все. Правда, надо еще сказать, что девушка в красной косынке сдержала свое слово. Спустя несколько дней мы ушли в наше первое плавание на «Ласточке» по Крымско-Кавказской линии. О женщине-гидре, слоне и крокодиле мы больше не вспоминали. Что же касается морских львов, то они весь рейс, чуть ли не до самого Батуми, являлись ко мне во сне и будили игрой на флейте…
Утренний Конь
Так его прозвали из-за тяжелых солдатских ботинок ярко-рыжего, почти красного цвета, с шипами на подошвах и стальными подковками на каблуках. Когда он бежал, ботинки гремели, как копыта портового битюга. Они даже искрили на мостовой. Но маленький продавец газет не чувствовал их тяжести. К Старому рынку — месту своей коммерческой деятельности — он вылетал из типографских ворот стрелой.
— Есть утренние газеты! «Молодая гвардия»! «Одесские известия»! Эй, навались, у кого деньги завелись! — все утро до самого полдня звенел на базаре его звонкий, певучий голос.
«Одесские известия» шли нарасхват, хуже расходилась «Молодая гвардия». И вдруг сегодня беспризорные Старого рынка в один миг раскупили ее.
Утренний Конь удивился. Одесские беспризорники никогда не читали газет. Пусть их читают взрослые, а они, пацаны, и без газет знают, что делается на свете, — и сколько стоит мешок муки на Привозе, и когда ветер левант пригонит к берегу скумбрию, и какой иностранный корабль придет завтра в гавань.
Итак, Утреннему Коню было чему удивляться. Генка Петух, Игорь Добрыня и Соломон Карпинский, он же Соломон Мудрый, даже взяли у него по два номера газеты. Значит, произошло что-то необыкновенное. Утренний Конь развернул последний номер газеты и сразу понял, в чем дело. На него с четвертой страницы сыто и весело взглянули лица трех юнг. И кто бы подумал — это были свои мальчишки, бывшие беспризорные, еще весной промышлявшие здесь же, на Старом рынке. Над ними красовался заголовок, набранный броским, сенсационным шрифтом:
Они стояли на капитанском мостике барка «Ласточка» в белых бескозырках и полосатых тельняшках под океанским солнцем, и океанский ветер дружески трепал их бравые матросские челки.
Утренний Конь почувствовал острую зависть. Его, как и всех одесских пацанов, с самых малых лет тревожило и звало море… То же самое чувство, по-видимому, испытывали и те, что с такой жадностью набросились на «Молодую гвардию»… Интересно, что они делают сейчас на рынке?
Он увидел их в пустом мясном корпусе, возле дубовой колоды, на которой лежал лист оберточной бумаги. На ней были нарисованы с одной стороны Африка, похожая на персидскую, не совсем правильной формы дыню, а с другой — Южная Америка в виде сочного стручка болгарского перца. Посередине материков лежал Атлантический океан.
— Вот здесь, — сказал Добрыня и ткнул пальцем в какую-то точку на листе оберточной бумаги. Верно или не верно он определил местонахождение «Ласточки»? Но все, стоящие вокруг колоды, словно увидели ее…
— Зайдет в Буэнос-Айрес… Оттуда повернет назад, в океан, и возьмет курс к берегам Европы… — продолжал Добрыня, самый образованный пацан среди беспризорных Старого рынка.
Утренний Конь подошел ближе.
Петух развернул номер «Молодой гвардии» и поглядел на фотографию юных моряков.