— И даже отдал бы две! — подумав, сказал он. — И ноги. И голову. Оставил бы только уши, чтобы слышать, как радуются на земле люди! Но что с тобой говорить?
В это время на скамью, где отдыхал негр, села девочка с куклой. Длинноногая, черноглазая, смешная девчонка.
Она поглядела на негра. Негр поглядел на девочку.
Ветер отклонил в сторону одну из ветвей дикого каштана, под которым они сидели, и на кошку, куклу, негра и девочку полился золотой свет солнца.
— Война, она может отравить и солнце, — сказал негр. — Я-то хорошо знаю ее…
Девочка тоже подумала о солнце и спросила:
— Почему солнце всегда веселое? И где ты так загорел?
В ответ негр щелкнул пальцем по куклиному носу.
— Не надо! Она у меня и так курносая, — строго заметила девочка.
— Как же зовут твою маленькую леди? — спросил черный матрос и тут же забыл о своем вопросе…
…Он видит огромное небо. Он видит океан. Он видит в океанском просторе «Линор» — грузовое судно, идущее из Нью-Йорка в Англию. Он видит на палубе «Линор» негритянку в поварском колпаке. Она смеется.
«Арчи!» — кричит она мальчику, сидящему на корме.
Но мальчик не слышит голоса матери. Он поет, и океан — на нем ни шороха, ни всплеска, — словно задумавшись, слушает песню мальчишки. И вдруг взрыв над кормой. Смерть? Небо и смерть! Океан и смерть! И крик жены! И оборвавшаяся песня сына… Да, такое не забывается!..
Лицо негра посерело. Он закурил, заметно волнуясь.
— У тебя глаза потеют. Им жарко, — сказала девочка. — Но, может быть, ты и вправду плачешь?
Негр вытер рукавом слезы и улыбнулся.
Рыжая кошка уснула. Негр осторожно подул на нее.
— Сейчас в мире кружится добрый ветер — люди не хотят, чтобы от них осталась вот такая серая пыль! — Он стряхнул пепел с конца сигареты и задумался.
Девочка в свою очередь подула на кошку.
— А по-каковски ты все болтаешь? — спросила она. — Ты, наверное, оттуда… — Она показала глазами на морскую даль.
— Иес! — обрадовался негр. — Да, Америка! Но только я не живу дома… Нет работы. Я плаваю на панамском судне. Но Америка со мной… Она здесь! — Он ударил себя в грудь, а затем осторожно постучал по груди куклы.
— Она — Кнопка! — сказала девочка.
— Кнопка! — повторил негр.
— А ты? — спросила девочка.
— Я Гарри.
— А я, видишь, Танька!
Представившись друг другу, они мигом подружились. Не прошло и минуты, как они, громко смеясь, гладили проснувшуюся кошку. Их руки сплелись, огромные руки негра и ручонки веселой маленькой одесситки.
— Так вот где ты, козленок! — послышался позади голос, и к ним подошла молодая женщина в белом платье.
— Мама, — сказала девочка, — я тоже хочу быть черной!
— Будешь, вот поедем на пляж, в Лузановку…
Девочка поднялась и протянула негру свою куклу.
Женщина в белом платье улыбнулась.
— Берите, берите, у вас, наверное, дома дети…
— О, сувенир, — сказал негр, очень довольный.
Когда мать с девочкой ушли, черный матрос снял с колен кошку и посадил на скамью.
Прижимая куклу к груди, он гордо прошелся с ней вдоль цветочной аллеи. Прохожие глядели на него с улыбкой.
Он сошел вниз, в гавань.
— Добрая девчонка, — сказал негр. — Мы с ней славно поговорили!
Он поглядел на чаек, парящих над бухтой, и помахал им курносой синеглазой куклой.
В степи
С одной стороны степь. С другой — море. Море и степь молчат. Стоит жаркая тишина. Но в ней чувствуется какая-то напряженность. Может быть, упругость струны, тронешь — и резко зазвенит… И вдруг издалека доносится монотонный скрип колес. Это тащит усталая лошаденка подводу с жалким цыганским скарбом. За подводой идут трое цыган, и с ними высокая цыганка с девочкой.
Идут молча, каждый погружен в свои мысли.
«Скверная пошла жизнь», — думает старый цыган Никола в рваной фетровой шляпе. Спекулировать перцем, синькой и нафталином строго-настрого запретили. А нет торговли — нет жизни. Надо работать. А работать не хочется. Его отец не работал. Дед не работал. Весь род Николы не работал, а только вольно шел по земле…
Второй цыган, Илья, — на нем городской костюм и модные узконосые туфли — чему-то хитро улыбается. Вот как только они доберутся до Николаева, он бросит эту цыганку с девочкой, а сам подастся в Тбилиси. Там он будет играть в шикарном ресторане на скрипке…
Третий цыган, Павлик, слушая скрипучую песню колес, то и дело поглаживает ладонью свою нейлоновую рубаху. Рубахой Павлик гордится. Он купил ее в Одессе у греческого моряка за царскую сторублевку… Ах, какой глупый грек! Но что это? Рукав рубахи неожиданно отваливается. Расползается и другой. Павлик в бешенстве срывает с себя рубаху, рвет на куски и бросает на дорогу.