Ну и пусть! Разве дурочки переходят в шестой класс без сучка без задоринки? А бабка сердится не от злого сердца. Просто устала от своей Нонки.
И Нонка, девочка с длинной черной косой, убегала к морю.
Возвращаясь, она садилась возле акации, что росла во дворе, под их окнами.
Эта акация была любимицей Нонки.
— Ты моя! — говорила она.
Ей хотелось еще сказать о том, какая она, акация, сильная, ветвистая и веселая, но никак не могла найти нужных слов. Тогда ей на помощь приходил смех. Она громко смеялась, и смех Нонки, казалось, был теплый и золотистый.
— Засохни там, Нонка! — выходя на балкон, сердито кричал Баклажанов, плотный краснолицый мужчина, промышлявший тайным пошивом комнатных туфель.
Девочка утихала и, утихнув, становилась грустной.
Как-то подвыпивший Баклажанов сказал Нонке:
— Сармак, брат, все решает. Сармак — в жизни он главное!
— Это что за сармак? — нахмурилась Нонка.
— Ну, деньги.
— A-а, знаю: «сармак» — это по-воровскому, все воры так говорят и еще спекулянты разные…
Баклажанов разозлился. Он оттолкнул от себя Нонку и сказал с угрозой:
— Иди, а не то, брат, получишь!
— Я вам не брат, я Нонка!
Нередко покрикивала на Нонку и его жена, Аделаида Ивановна.
Но это не мешало им помыкать доброй девочкой:
«Нонка, подмети двор! Нонка, сбегай в магазин за колбасой! Нонка, простирни наволочки!»
Нонка не отказывалась. За это она получала в награду горсть леденцов. Они тошнотворно пахли нафталином, и девочка тут же скармливала их Шакалке, рыжей дворовой собаке.
— И вправду умом тронутая, — ухмылялась Аделаида Ивановна.
— Не смей, не смей им помогать, дерут с нас за комнату втридорога, да еще смеются над тобой! — сердилась Александра Романовна.
Но внучка не соглашалась с ней:
— Баклажаниха больная. Припадки у нее.
— От жадности припадки.
— А все же больная… Мне помочь нетрудно. Я сильная!
— Что ж, — однажды сказала бабка, — раз ты, Нонка, такая сильная, то придется тебе побыть временно на хозяйстве одной. А мне к подруге больной, к тете Зине, съездить надо, на Дунай.
— Пожалуйста, путешествуй, бабка, да поскорей возвращайся! — весело сказала Нонка.
Но после отъезда Александры Романовны девочка загрустила.
Она лежала под акацией, в ее тени, плотной, как паруса барка, и думала об отце. Он далеко, в Индийском океане, на «Адмирале Ушакове». Может быть, она, Нонка, тоже будет морячкой?..
Во дворе, кроме акации, росли еще два абрикосовых деревца. Соленые ветры глушили их рост, и было больно глядеть, как трудно приходится карлицам в дворовом садике, обнесенном проволочной оградой. Но жаркое солнце юга все же помогло им на этот раз: их плоды, сплошь покрытые мелкими пунцовыми веснушками, поспели.
Баклажановы вышли во двор с лестницей и плетеной корзиной. Аделаида Ивановна, увидев под акацией размечтавшуюся Нонку, позвала и ее. Вместе с ней и своим супругом она принялась снимать спелые абрикосы.
Ее пальцы осторожно тянулись к плодам и схватывали их так, словно они по-птичьи могли выпорхнуть из ее рук. Баклажанов поддерживал лестницу, а Нонка стояла внизу с корзиной.
— Мало, совсем мало. А все из-за акации, заслоняет она солнце, — ворчал Баклажанов.
— Ну и сруби ее, Никанор, пора. Завтра же. У всех людей абрикосы как абрикосы, а вот у нас слезы! — сказала Аделаида Ивановна, и ее маленькие зеленые глазки сделались еще зеленее.
Нонка уронила корзину с абрикосами. Не обращая внимания на крики Баклажановых, она побежала к акации и обхватила ее ствол руками.
— Нет, нет! — сказала Нонка.
Ее трясло и мутило. Она тяжело дышала, будто весь день, не останавливаясь, бежала по каменистой дороге. Неужели Баклажановы на самом деле повалят акацию? Нет, не посмеют они.
Но перед вечером Баклажанов вышел на балкон с трехгранным напилком и дровяной пилой.
Резкий звук стали вонзился в Нонкино сердце. Она с ненавистью глядела на Баклажанова. Тот, в свою очередь, смотрел на девочку, водил напилком по гибкой пиле, словно смычком, и насмешливо кривил губы.
Стемнело. Ветер нагнал со стороны Хаджибеевского лимана мошкару. Отмахиваясь от нее, Баклажанов оставил пилу на балконе, вошел в комнату и недовольно захлопнул дверь.
Акация шумела. Нонка с укором поглядела на двух карлиц, притаившихся в темноте за проволочной оградой. Нет, они ни в чем не были виноваты, бедные маленькие деревца. Нонка задумалась. Как жаль, что она одна. Ни отца с ней, ни бабки Александры. Одна?.. Нет, она, Нонка, не одинока. Ведь у нее полным-полно друзей.