Акимов рассмеялся, как будто довольный произведенным эффектом:
— Не пугайтесь, я в здравом уме и говорю вполне серьезно.
— Но я не сыщик и не экстрасенс, как я их найду?
— Вы — лучший аналитик из всех, кого я знаю. Вы именно тот человек, который нужен.
— Бросьте! Мне уже не двадцать шесть лет, я больше не геройствую, и ни с того ни с сего лезть в такой огонь…
— Двадцать миллионов, — сказал Акимов, — вашей фирме. Половину перевожу немедленно. Из этих денег будут финансироваться ваши расходы по расследованию. Потом, конечно, я все затраты фирме возмещу и переведу вторую половину. Вы, разумеется, понимаете, почему я не беру вас на службу к себе?
— Чтобы не привлекать внимание.
— Вот именно! — кивнул Акимов. — Будет лучше, если вы эту работу выполните, формально оставаясь в "Неве-Граните". Естественно, ваше начальство не должно знать, чем вы для меня занимаетесь.
— Послушайте, для такой фирмы, как наша, двадцать миллионов — огромные деньги, но…
— И пятьдесят миллионов лично вам, — перебил он меня. — Хотите — на банковский счет, хотите — наличными. Пятьдесят миллионов рублей.
Это был еще один шок. Я настолько растерялся, что даже спросил нелепо:
— Новыми?
— Самыми новыми, петровскими, — ухмыльнулся Акимов. — Или, может быть, вы предпочитаете эквивалент в иностранной валюте? Пожалуйста, в любой! Хотите ганские седи с портретом Кваме Нкрумы? Очень красивые.
— Благодарю, купюры с Петром Великим мне как-то больше нравятся. Но по контракту с фирмой я не имею права брать гонорар с заказчика помимо…
— Какой гонорар! — опять перебил Акимов. — При чем тут гонорар! Могу я сделать вам подарок? К дню вашего рождения, к Пасхе, к празднику ракетных войск, к годовщине открытия Антарктиды русскими моряками? Короче говоря, когда вы придете ко мне с результатами, мы заглянем в календарь, и, вот увидите, дата окажется подходящей.
Я молчал.
— Вас интересуют гарантии? — спросил Акимов. — Гарантия — мое слово. Не сомневайтесь и не сравнивайте с прошлыми делами, тогда я слово не давал.
Я молчал.
— Ну же, Валентин Юрьевич! — воскликнул Акимов. — Да вы хоть понимаете, что я вам предлагаю? Или ради спокойствия до старости согласны прозябать на свои две тысячи в месяц? Вы же смелый человек, рискните!
Я прекрасно всё понимал. Мы с ним говорили на одном языке, были гражданами одной страны и по закону обладали равными правами. Но в действительности мы отстояли друг от друга неизмеримо дальше, чем в прошлые века барин и крепостной слуга, колониальный чиновник и темнокожий туземец. Он не просто принадлежал к самому верхнему слою общества, к числу тех нескольких десятков семейств, что владели Россией. Он был сверхчеловеком и даже не вполне человеком. Статистика (не официальная, разумеется, а свободная, та, что иногда прорывается в Интернет) утверждала, что ожидаемая продолжительность жизни в семьях олигархов на сорок-пятьдесят лет больше, чем в среднем по стране. И этот разрыв, по мере прогресса медицинской науки и повышения стоимости ее услуг, будет только расти. Акимов парил над течением дней в сонме новых полубогов и возносился все выше. А я барахтался в придонном слое, и путь мой неминуемо шел вниз — в старость, в нищету, болезни и смерть на койке в больничном коридоре.
Пятьдесят миллионов означали не просто богатство. Они означали дополнительные пятнадцать-двадцать лет жизни, и какой! Правда, в погоне за ними я, скорее всего, мог потерять жизнь прямо сейчас. Ту жизнь, которую имел. Но велика была бы потеря?
— Зачем вам это нужно, Валерий Анатольевич? — спросил я.
Акимов, удовлетворенный, хлопнул ладонью по столу и отвалился на спинку кресла:
— Значит, согласны! Очень хорошо, я в вас не ошибся!
— Прежде, чем дать согласие, я должен понять, чего вы хотите от разумников. Ими же только что детей не пугают.
— Пока примите версию о моем капризе. Может быть, мне просто захотелось пощекотать себе нервы. Потом, если дело пойдет, я вам кое-что объясню. А для начала могу сказать, что я, как и вы, тоже не робкого десятка. У меня неплохая генетика: мой прадед в двадцатые-тридцатые годы прошлого века был одним из самых знаменитых советских летчиков. Его звали Валерий…
— Неужели Чкалов? — невольно перебил я. О Чкалове я знал.
— Нет, Акимов. Фамилия прадеда сохранилась в нашей семье, меня назвали в его честь. Он был на несколько лет старше Чкалова, и Чкалов считал его своим учителем в искусстве высшего пилотажа. Вот любимый самолет прадеда, — Акимов указал на висевшую над нашими головами модель, — истребитель "И-5", чудо техники того времени: скорость почти триста километров в час и два пулемета. Прадед страстно любил летать, жить не мог без неба. Друзья спрашивали: "Что ты станешь делать, когда состаришься и тебя отстранят от полетов?" — Он отвечал: "Я не состарюсь. До пятидесяти буду летать, а потом застрелюсь".