— Ему это удалось?
— Он погиб в тридцать шесть. Нелепо. Должен был выполнить высший пилотаж на малой высоте для кинохроники. За его истребителем летел самолет с кинооператором, тогда же не было телевидения… В общем, выполняя одну из фигур, он врезался в землю. Потом говорили всякое. Ошибиться прадед не мог. Скорей всего, в самый неудачный момент у него под ногой просто сломалась педаль управления.
— Может быть, он хотел так погибнуть.
Акимов пожал плечами:
— Может быть. Хоть это и не было самоубийством. А в общем, можно считать, что ему повезло. Через несколько лет начался Большой террор, многих его друзей расстреляли. Думаю, прадед с его характером тоже не уцелел бы… — он помолчал секунду, внимательно взглянул на меня и спросил: — Я что-то вам объяснил, Валентин Юрьевич?
— Для начала достаточно.
— Тогда вот вам письмо разумников. Сейчас это единственный кончик нити, ведущей к ним, попробуйте за него ухватиться, — он протянул мне распечатку.
Я взял листок, не глядя сложил его и сунул в карман. Оставалось выяснить самое главное, но здесь Акимов не спешил, видимо, испытывая меня. Пришлось сделать первый шаг самому:
— У вас работает секретарь, некто Князев.
— А, Сергей Иоаннович! — губы Акимова тронула усмешка: — Это наша гордость, наш ученый. Он — филолог по образованию.
— У него всё в порядке?
— То есть?
— Ну, с сексуальной ориентацией, вообще с головушкой?
Акимов усмехнулся чуть заметнее:
— Насчет ориентации не знаю, а насчет головушки… По части собственных мыслей, она у него, конечно, стерильная. Но тут надо быть справедливым: текст, который ему диктуешь, он транслирует в неподражаемой обработке, а это тоже своего рода талант.
Мне ничего не оставалось, как спросить в лоб:
— Вы хотите сказать, что не дадите мне свои настоящие шифры, и мне придется поддерживать с вами связь через шифровальную машинку в виде попугая-филолога?
Акимов погасил усмешку:
— Почему бы и нет? Начнем с самой простой конспирации. Думаю, вы легко подстроитесь под князевский стиль.
— Выходит, вы не доверяете мне, а я должен рисковать головой, доверяя вам?
— Не беспокойтесь: при первом же намеке на результат немедленно получите закрытый канал связи. Я подключил бы вам в помощь и свою службу безопасности, но в ситуации с разумниками надо действовать головой, а не силой. Участие с нашей стороны лишних людей только всполошит подпольщиков, и дело сорвется. На такое задание надо идти в одиночку. А насчет вознаграждения, повторяю: не обману. Вот, сейчас приглашу свидетеля. — Он поднял руку с телефоном и позвал: — Загляни к нам, малыш!
Открылась внутренняя дверь, в кабинет вошла высокая девушка. Я привстал и поклонился ей. Она кивнула, улыбнулась.
— Моя доченька, — с гордостью представил ее Акимов, — Элизабет. Вообще-то она, конечно, Елизавета, но так ее прозвали в Массачусетском технологическом, с этим именем она и вернулась домой после учебы.
— Американцам трудно было выговаривать Елизавету, — пояснила Элизабет, — а уж мое отчество, Валерьевна… — она засмеялась.
Девушка была очень красива: яркие зеленые глаза, тонкие черты нежного лица, густые каштановые волосы. Ей шло всё, даже высокий рост. Я подумал, что, будь я ее ровесником, загорелся бы желанием с первого взгляда, от первых звуков ее голоса. Из кожи бы вылез, пытаясь добиться ее расположения, наверняка бы наделал глупостей. А теперь — я любовался ее красотой, не испытывая никакого томления. И не потому, что годился ей в отцы, а по социальному положению мог считаться муравьишкой у ее ног. Но прежде всего потому, что любви, в которой я нуждался сейчас, она сама не смогла бы мне дать. Ибо главное, что нормальному мужчине в моем возрасте необходимо от женщины, — возможность быть с нею самим собой. Остальное обесценивается, если только требует затраты души и нервов на игру.
— Малыш, — обратился к ней Акимов, — ты всё поняла из нашей беседы с Валентином Юрьевичем?
— Да, — ответила Элизабет, — от первого до последнего слова. — И уточнила с веселым лукавством: — Считайте, что я не подслушивала, а была участником переговоров.
— Итак, — подытожил Акимов, — в курсе дела мы трое. Элизабет подтвердит гарантии оплаты. Вам нелегко поверить на слово мне, а ей, как поручителю, поверите?