Девушка улыбалась. Если она не могла вызвать у меня желание, то вызывала искреннее любопытство, и это явно ей нравилось. Женщины без слов распознают природу мужского внимания, а мужчины тем же сверхчутьем улавливают ответную реакцию. Между нами сразу возникло нечто вроде симпатии.
— Принимается, — буркнул я.
— А кроме того… — Акимов чуть запнулся, — мало ли, что случится… В общем, вы должны быть готовы довести работу до конца в контакте с ней, а не со мной.
Даже по сравнению со всем предыдущим это прозвучало странновато.
— Папа у нас суеверный, — попыталась разрядить напряжение Элизабет. Но улыбка ее сейчас казалась натянутой.
— Желаю успеха в нашем общем деле! — Акимов поднялся и протянул мне руку. — Малыш, проводи Валентина Юрьевича!
Девушка жестом позвала меня за собой и направилась не к выходу, а к той внутренней двери, через которую вошла в кабинет. Я последовал за ней, мы очутились в небольшом зале, видимо, предназначенном для приема гостей.
— Хотите кофе? — предложила Элизабет у столика с кофейником и чашками.
— Благодарю, я спешу. Надо обдумать проблему, которую ваш отец на меня взвалил.
— Подождите минутку! — она наклонилась, пошарила рукой под крышкой столика, выпрямилась и пояснила: — Я отключила внутреннюю связь, чтобы папа в кабинете не слышал наш разговор. Хочу спросить вас… Только не удивляйтесь и ответьте мне честно…
Я успел подумать, что в этом доме не удивлюсь уже ничему, однако ошибся. Элизабет спросила:
— Скажите, Валентин Юрьевич, вы верите в бога?
Мои мысли, видимо, слишком явно отразились на лице, потому что девушка сказала:
— Я знаю, что вы сейчас подумали: вся здешняя семейка сумасшедшая. Так?
Она больше не улыбалась, глубокие зеленые глаза смотрели строго, и эта серьезность делала ее особенно прекрасной. Солгать было невозможно, я признался:
— Примерно так.
— Всё же, ответьте на вопрос.
— Ну, как сказать… Я считаю, что любой человек может верить или не верить во всё, что ему угодно, если только не навязывает свое мнение другим.
— Вы уклоняетесь, — упрекнула она.
И тут я все-таки сорвался:
— Я не только не верю в бога, но чем дальше, тем меньше верю людям, которые заявляют, что они веруют! Вижу в них либо психическую неадекватность, либо корысть, либо смесь того и другого! — И, спохватившись, как можно более миролюбивым тоном добавил: — Но свое мнение я никому не навязываю.
Девушку моя резкость не смутила:
— Спасибо за откровенность. Мне важно было это узнать. Понимаете, при моей профессии…
— А чем вы занимаетесь?
— Искусственным разумом. Я выбрала эту специальность после смерти мамы. Кстати, вы знаете, как она погибла?
— Несчастный случай.
Элизабет нахмурилась:
— Да уж, несчастный случай: она выпила флягу коньяка, погрузилась в горячую ванну и перерезала себе вены. Как древнеримская матрона.
— Почему?!
— Хотела быть великой актрисой, да ничего не вышло. Актеры обычно страдают от невостребованности, а для нее все пути были открыты. Отец финансировал фильмы, где лучшие режиссеры снимали ее в главных ролях, оплачивал рекламу, хвалебные рецензии. Но оказалось, что зрительский интерес купить нельзя. И когда она поняла, наконец, свою бездарность…
— Вы ее не любили? — спросил я.
— Любила, — ответила Элизабет. — В память о ней и пытаюсь, как ученый, разобраться в природе таланта.
— Получается?
— Моя диссертация наделала шуму в Америке. Предлагали остаться там работать, но я вернулась домой. Такими проблемами лучше заниматься в России, здесь сама атмосфера пронизана электрическим полем загубленных талантов.
Эта девушка, несмотря на свою красоту, нравилась мне всё больше.
— А при чем здесь вера в бога?
— Понимаете, — сказала Элизабет, — не только в институте, в котором я сейчас работаю, во всех научных центрах, где моделируют процесс мышления, успех сопутствует только до известных пределов. Конечно, в перетасовке вариантов по заданным программам компьютеры в миллионы раз превосходят человеческий мозг, не случайно теперь ни один шахматист не может у них выиграть. Но как только речь заходит об интуиции, о творчестве, машины проваливаются. Помните, сколько надежд возлагали на квантовые компьютеры? Восхищались тем, что они могут обрабатывать больше данных, чем существует частиц во Вселенной. Говорили: теперь за долю секунды можно будет взломать любой шифр и в мире не останется секретов. Ну и что? Сверхбыстродействие получилось, а интуиция у компьютеров не возникла. Даже криптография устояла. Раньше усложняли шифры, используя "ключи" всё большей длины, а теперь талантливые специалисты изобретают такие способы шифровки, которые их менее одаренным коллегам и с помощью квантовых компьютеров никак не раскрыть. Опять всё упирается в человека и его способности. Вот иногда и задумываешься: а что, если душа действительно существует и физическим законам не подчиняется?