И дело не только в том, что перед нами несколько иной вариант будущего. "Утренний, розовый век" написан с минимальным использованием элементов фантастики, он тяготеет к психологическому реализму. Даже тогда, когда дело доходит до немыслимой фантасмагории, в нее героя вместе со всей страной заносит потоком вполне возможных для нас событий.
В своей новой книге автор показывает, какое будущее ждет Россию при продолжении нынешнего курса. Россию, оставшуюся без интеллигенции, без собственной науки и промышленности. Причем он сумел облечь это всё в форму, увлекательную для самой широкой читательской аудитории.
Все произведения Захара Оскотского, помимо литературного мастерства, отличают острота мысли, конкретика, всесторонний анализ проблем. Именно поэтому его футурологические прогнозы сбываются. Но "Утренний, розовый век" он сопроводил необычным заявлением: "Автор искренне надеется, что прогнозы его новой книги не сбудутся, и хотел бы передать эту надежду читателям".
Мы тоже надеемся, что Россия не погибнет. Во всяком случае, до тех пор, пока остаются в ней хоть последние ее интеллигенты. Даже такие, как герой романа "Утренний, розовый век", мудрый и совестливый пьяница Валентин Орлов.
Ю.Н. Ефремов,
главный научный сотрудник Государственного астрономического института им. Штернберга,
профессор, доктор физико-математических наук,
член Международного астрономического союза
Захар Оскотский
УТРЕННИЙ, РОЗОВЫЙ ВЕК. РОССИЯ-2024
Роман-антиутопия
(первая часть)
Искусство не требует признания его произведений за действительность.
Людвиг Фейербах
1.
— Навстречу юбилею, навстречу юбилею! — проворчал Игорь Сапкин. Он смотрел на своем мониторе городские новости. — Будут большие водные празднества, лодки и катера заказывайте заранее. Это сейчас-то, в феврале!
Нынешний год объявили в Петербурге юбилейным: двухсотлетие и столетие великих наводнений 1824-го и 1924-го. Отмечать готовились задолго и с размахом, как годовщины революции в советские времена.
— Чем ты недоволен? — спросил я. — В стране стабильность, люди живут спокойно.
— Спокойно! — фыркнул Сапкин. — Вот, помню, лет тридцать с лишним назад, в девяносто втором или девяносто третьем, Ельцин боролся с парламентом. Из пушек еще не палили, но на улицах уже дрались. Мне один знакомый говорит: "Что делается! Как Россию успокоить?" — А я, хоть и молодой был, сразу ответил: "Чтоб навести порядок, надо кинуть клич: всем желающим самим выдвинуть свои кандидатуры — в депутаты, в министры, в президенты, у кого на что слюна закипела. Пусть все, кто хочет власти, на свет повылезут. И тут же их всех сцапать и, не говоря худого слова, расстрелять. Лет десять покоя России будут обеспечены!" — он гулко захохотал, его булыжная физиономия сияла самодовольством.
— Сделай милость, замолчи, — сказал я. — Думать мешаешь.
С оскорбленным видом Сапкин отвернулся, а я в который раз подумал, что любой уважающий себя начальник давно бы выгнал его пинками. Однако наше начальство вынуждено Сапкина терпеть: он — родственник главного акционера, да ему и самому принадлежит изрядный пакет акций. Мне даже приходится делить с ним рабочий кабинет.
На моем левом запястье задрожал, забился браслет с телефоном. Я посмотрел: звонил наш генеральный директор — Колосов.
— Слушаю, Михаил Олегович! — сказал я.
— Валентин Юрьевич, пожалуйста, зайдите ко мне. Кажется, для вас появилось дело.
— Но я сейчас занят, изучаю конъюнктуру по целлюлозе. Через неделю надо выдать результат заказчику.
— Бог с ней, с целлюлозой! Оставьте это, приходите скорей.
Я закрыл на компьютере все окна и выбрался из-за стола. Сапкин покосился на меня, в глазах его сверкнула ненависть.
В нашей консалтинговой фирме больше двадцати сотрудников. Есть генеральный директор и финансовый, есть администратор и секретарша, одних аналитиков десять человек. Но среди этого десятка только двое — старик Шлейкин и я — настоящие мастера. Лишь наши прогнозы сбываются, лишь за них заказчики платят хорошие деньги. Собственно, вся лавочка под громким названием "Нева-Гранит-Консалтинг" держится на плечах деда Шлейкина и моих. Если мы с ним когда-нибудь ее покинем, она обанкротится в два счета.
Сапкин, который ненавидит всех на свете, ненавидит меня с особенной силой, потому что сознание чужого превосходства для него нестерпимо. Сам он демонстративно просиживает на работе до ночи, бесконечно роется в Интернете, что-то вычисляет, переписывает. И ноет, что занят больше всех.