А потом мы случайно встретились с ним на улице. Вернее, это Билл, проезжая на машине, увидел, как я бодро топаю по тротуару (мне приходилось экономить даже на метро). Он тут же затормозил, выскочил ко мне и потащил в ближайшее кафе — поговорить. Был он в штатском, но выглядел осанисто.
— Куда ты пропал, Валун?
— Да так, — уклонился я, — дела закрутили. А ты как живешь?
— По-всякому.
— Проблемы?
Он поморщился:
— Дочка, дуреха, в шестнадцать лет замуж собралась. Ладно… Ты про себя расскажи, пропащая душа. Что на тебе за наряд?
— Нормальный, из секонд хенда.
— Маскируешься, подпольный олигарх? Пешком ходишь. Где сейчас деньги куешь?
— В "скворечнике", медбратом.
— Это что, санитаром в психушке?! — он оторопело посмотрел на меня и понял, что я не шучу. — Прогорел?
— Дотла.
— Почему мне не сказал? Неужто я бы не помог?
— Ну, видишь, я булькнул на самое донышко. Не хотелось из такого ничтожного состояния взывать к успешному полковнику.
— С ума сошел? Я до гроба твой должник! Если б не ты, меня бы на свете не было.
— Вот потому и не попросил тебя о помощи. Всех подряд просил, тебя не стал.
Он нахмурился:
— Да уж, Валун, хорошего ты мнения о людях и людской благодарности.
— Я — реалист. Не хотел тебя на таком оселке испытывать. Финишное было бы разочарование. Но ты же мог сам всё про меня узнать. По твоим-то каналам — шесть секунд. Почему не сделал?
И вдруг он захохотал, раскачиваясь на стуле, мотая головой и хлопая себя по ляжкам:
— Почему? Да потому же! Я-то был уверен, что ты с твоей башкой в крутые бизнесмены взлетел, миллионами ворочаешь, оттого и не звонишь! Ну, как я мог такого супера побеспокоить? Думал: что ему занюханный ментовский полковник! — Внезапно он оборвал смех, посерьезнел: — А ведь я больше не полковник. На днях получил генерал-майора. Начальник службы собственной безопасности городского УВД.
— Поздравляю.
Он отмахнулся:
— Я больше не полковник, а ты больше не санитар!
С тех пор и началась по-настоящему наша дружба. Это Билл устроил меня аналитиком в "Неву-Гранит". Мы с ним созванивались и виделись, наверное, не чаще, чем прежде. Но оба теперь были уверены, что один из нас по первому зову сделает для другого всё, на что хватит сил. Как тогда, в горевшей после взрыва испытательной.
Ресторанчик "Евгений и Параша" был заметен издалека. На тротуаре перед ним верхом на пластмассовом под мрамор льве, скрестив на груди руки, восседал пластмассовый Евгений из поэмы "Медный всадник". Он с ужасом, поверх якобы бушующих вокруг волн, вглядывался в даль — туда, где в маленьком домике погибала его возлюбленная Параша. К юбилейным празднествам рестораторы подсуетились основательно.
В фойе по стенам были развешаны гравюры и картины событий 7 ноября 1824 года и фотографии, сделанные 23 сентября 1924-го. Под портретом Пушкина работы Кипренского — отрывок из "Медного всадника":
…Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Рядом — портрет самого графа Дмитрия Ивановича Хвостова, славного российского графомана, кисти того же Кипренского: высокий лоб, внимательный и как будто сердитый взгляд на зрителя, плотно сжатые губы. Здесь же — бессмертные хвостовские стихи:
…Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!
По стогнам там валялось много крав,
Кои лежали ноги кверху вздрав.
И тут же для иллюстрации — гравюра, изображающая окраину Петербурга в 1824-м после того, как схлынула вода: мертвые лошади валяются на боку, а несчастные коровы-утопленницы — в самом деле на спине, вверх ногами. Жуткое зрелище…
Молодцы, молодцы рестораторы! Понятно, что в нынешнее безграмотное и беспамятное время блеснуть эрудицией — своеобразный шик. Однако это тоже надо уметь сделать с умом. И не так уж плох сам юбилей. Благодаря ему большинство людей впервые в жизни услышат хоть несколько строк из Пушкина.
Билл Шестак появился ровно в три часа. Был он, как всегда, в штатском костюме, и, как всегда, несмотря на это весь его облик сразу выдавал в нем крупного начальника из силовиков. Он заматерел за годы своего генеральства — растолстел, раздался в плечах, у него как будто и черты лица стали крупнее. Гладкие седины были зачесаны назад, волосок к волоску, светлые глаза смотрели холодно. Даже легкомысленный когда-то нос, небольшой и чуть вздернутый, был сейчас подправлен строгой серебряной щеточкой усов. Вот интересно: если бы я в свое время вышел в крупные бизнесмены, появилась бы у меня такая же маска солидности? Наверное, пришлось бы ее лепить и натягивать на физиономию, положение обязывает.