Выбрать главу

— Не думать о нем пока? Легко сказать! Уж очень дергает нервы, когда за тобой крадутся. Но ты права: сейчас надо выделить главное — то, что может привести к разумникам. Даже если странность, то главную.

— Давай, — поддержала она, — выделяй.

— Хорошо, смотри: Акимов назвал полученный им ультиматум кончиком нити, за который я могу ухватиться. Черта с два! Поди догадайся, откуда — географически — это письмо выпорхнуло. Насколько я понимаю, чтобы отправить послание в Интернете и не дать засечь свое место, надо владеть маскирующей сетью транзитных узлов. Тайно раскинуть ее и поддерживать могут несколько толковых специалистов. А вот чтобы попытаться — без всякой гарантии успеха — ее вскрыть, надо бросить неимоверное количество агентов со специальным оборудованием.

— Скажи еще, армию послать, — засмеялась Мила.

— Да, потребуются настоящие военные действия. Они под силу не одиночке вроде меня, только государству. Государство же ввязываться не хочет. У него с разумниками нечто вроде перемирия.

— Почему?

— Не знаю, не знаю… Хотя, пожалуй, это и есть самое любопытное.

— Главная странность?

— Возможно, — согласился я.

— Тогда крути ее, крути! — Мила прижалась ко мне плотнее.

— А что тут выкрутишь? И власть, и революционеры как-то странно себя ведут. Не по вековым правилам, особенно русским. В нашем обычае изводить друг друга под корень.

— Давай, давай!

— Ну, интересно вникнуть в психологию обеих сторон, в мотивы, — рассуждал я.

— С психологией обожди, потом в нее залезешь.

— Хорошо, оставим психологию, нужен конкретный путь к разумникам. Что остается? — я смотрел прямо в глаза Милы. В них больше не было ехидства, в них светилось что-то, чего не бывало давным-давно, что-то, напоминавшее о восхищении мною в молодые годы. Я погладил ее по щеке: — Остается только, раз наша главная странность так несуразно велика… поискать, где она выпирает из подполья на поверхность обычной жизни, согласна?

Мила простонала в ответ что-то невнятное.

— Умница! — я чмокнул ее в нос. — Если разумники стали частью системы, значит, они расхаживают где-то на свету и не могут не наследить… Да подожди ты!

Мила, завернув свою рубашку и учащенно дыша, взбиралась на меня:

— Утром додумаешь, утром, на свежую голову.

— Не трогай! — стал я отбиваться. — Сейчас я всё равно ничего не смогу!

— А я тебя уговорю-у…

6.

ОТ КОГО: Орлова Валентина Юрьевича.

КОМУ: Третьему секретарю правления АО "Глобал-Калий СПб" Князеву Сергею Иоанновичу.

СОДЕРЖАНИЕ: Любезнейший Сергей Иоаннович! С тяжелым сердцем дерзаю обеспокоить Вас в неусыпных Ваших трудах, устремленных на процветание отечественного бизнеса и служащих украшению российской словесности. Охотно допускаю, что мотивы мои, подвергнутые мудрому Вашему рассмотрению, могут показаться Вам прискорбно незначительными. И все-таки осмелюсь известить, что был бы Вам бесконечно признателен, если бы Вы сочли возможным передать глубочайше уважаемой Елизавете Валерьевне Акимовой мою покорнейшую просьбу о встрече с нею для обсуждения некоторых научно-философских проблем, скорей всего, являющихся не более чем игрой моего парящего в абстракциях ума, однако же, меня волнующих. Ожидаю Вашего ответа, как истомленный знойной пустыней странник глотка прохладной воды! С верой в Ваше благородство и Ваши прославленные деловые качества! В.Ю. Орлов

Составляя эту идиотскую шифровку, я не раз проклял папочку прекрасной Элизабет, который не пожелал снабдить меня настоящим шифром для переписки. Но выхода у меня не было.

К необходимости встречи с зеленоглазой красавицей я пришел после почти недельных раздумий. Мысли мои крутились каруселью вокруг всё того же мучительного вопроса: как выйти на след разумников? Первые два дня я провел у Милы, пытаясь на нетбуке тасовать возможные варианты. Что-то смутное едва проглядывало и тут же исчезало. Поиски в Интернете не помогали. Мне был необходим если не мой рабочий, то хотя бы мой домашний компьютер с запасом программ, с базами данных.

На третий день, когда я окончательно понял, что деваться некуда, что мне придется пересилить страх и вернуться домой, Мила была на дежурстве в больнице. Я написал огромными буквами записку: "Не сбежал, ушел в разведку. Звонить буду сам. Люблю!". Прицепил листок на вешалку в прихожей — так, чтобы Мила его сразу увидела, — и выскользнул за дверь.

До метро я дошагал спокойно, в вагоне под землей тоже не чувствовал тревоги, но, когда вышел на своей станции и поднялся на поверхность, сразу — со спины — появилось неприятное ощущение слежки. Скорей всего, это была мнительность, однако я не мог ее преодолеть. Впервые в жизни я испытал ощущения крысы, вынужденной перебегать из норы в нору по открытому месту. Мне не хотелось быть крысой, я заставлял себя сохранять спокойный вид, прямую осанку и, кажется, это удавалось. Вот только идти медленно я не мог и почти долетел до своего дома.