— Прошу вас!
Я сел напротив. Уловил исходивший от нее легкий, свежий аромат духов. Этот запах не возбуждал, он вызывал нежность.
— Слушаю, Валентин Юрьевич!
— А я могу быть уверен, что меня слушаете вы одна?
— Конечно!
— Смотрите, это в ваших интересах. Потому что речь идет о прямом выходе на разумников.
— Вы их уже нашли? Так быстро?
— Я придумал схему поиска. Адреса по этой схеме придется отыскать вам.
Она подняла брови, ее глаза потемнели и смотрели даже не с любопытством, а с каким-то детским недоверием. Только сейчас, по очевидным для мужского глаза приметам — ее порывистости, мимике, быстрой смене настроений, — я понял, что она не только умна и красива, но, пожалуй, еще и чувственна. Тогда ей не повезло! Ум, красота и чувственность — губительное сочетание. Для того, чтобы женщина прожила благополучную жизнь, одно из этих трех качеств у нее непременно должно отсутствовать. А эта, на свое несчастье, была еще и богата. Бедная девочка…
— Что вы так морщитесь? — спросила Элизабет. — Как будто узнали что-то неприятное не о разумниках, а обо мне?
— Ох, простите, погрузился в свои мысли.
— Так я слушаю! — нетерпеливо повторила она.
— Да, да, приступаю к делу. Прямо скажу: моя работа была бы намного легче, если бы ваш отец или вы потрудились объяснить истинную причину своего, мягко говоря, странного интереса к разумникам.
Элизабет не ответила, лицо у нее стало сумрачное. Как будто на прекрасную статую, освещенную солнцем, нашла тень от облака.
— Хорошо, — сказал я, — играйте в молчанку дальше. А для того, чтобы решить нашу проблему, подойдем к ней со стороны житейской. Разумники отказались от террора, они больше не сотрясают государственных устоев. Но конфликт может прекратиться только с согласия обеих сторон, и главный инстинкт любой власти — инстинкт самосохранения. Значит, власть решила, что для нее самой будет лучше оставить разумникам право на жизнь. Вот это и есть кончик нити, за который мы вытянем весь клубок.
Элизабет с сомнением покачала головой:
— Не понимаю, почему вы говорите о какой-то житейской стороне. И не вижу, где здесь путь к разумникам.
— Он перед вами. Власть и революционеры по неким причинам оказались в патовой ситуации, вынуждены сосуществовать друг с другом. Со-существовать, то есть прежде всего — обеспечивать собственное существование. Как обеспечивает себя власть, понятно. А что для этого нужно разумникам?
После секундного размышления Элизабет неуверенно произнесла:
— Деньги?
— Разумеется! Даже в условиях перемирия наши герои остаются на нелегальном положении. И если я хоть что-то понимаю в психологии, то ни из-за границы, ни от властей они подачек не принимают, а из тех сумм, которые выбивают у олигархов на бедных стариков, не берут себе ни копейки. Для них это дело чести и самоуважения. Но, поскольку они не бестелесные призраки, а люди из плоти и крови, деньги им всё равно требуются, и немалые.
— Мне казалось, у борцов за идею должны быть скромные потребности, — возразила девушка.
— А вы представьте, какие суммы нужны им только для того, чтобы в тотально информатизированном обществе соблюдать конспирацию. Чтобы противодействовать слежке за телефонными номерами. Чтобы покупать квантовые компьютеры. Чтобы делать шифраторы и прочую технику, без которой не сунешься в сеть, если не хочешь тут же вынырнуть на поверхность. Специалистов, готовых работать за идею, они конечно могут найти, но оборудование-то стоит дорого. А еще расходы на оплату конспиративных квартир, на содержание функционеров, на взятки полиции и чиновникам, на разъезды…
Девушка вскинула голову:
— У них есть собственный бизнес!
Я искренне ей любовался:
— Блестяще! Вы ухватили суть проблемы намного быстрее меня.
— С вашей подсказки, — любезно вернула она комплимент.
— А дальше — сказал я, — уже совсем просто. Во-первых, бизнес наших подпольщиков должен быть максимально открытым — это лучшая маскировка.
— Вы так думаете?
— Знаете, как говорил герой Честертона: "Когда умный человек хочет спрятать лист, он прячет его в лесу". - (Лицо Элизабет стало чуть напряженным, похоже, она не знала, кто такой Честертон.) — А разумников глупцами никак не назовешь. Или вот еще знаменитая история, — продолжил я, — в одной латиноамериканской стране когда-то появилось множество фальшивых банкнот. Полиция сбилась с ног, пытаясь отыскать место, где их печатают. Так бы и не нашла, если бы один из участников банды, которого обидели свои, не явился с доносом. Фальшивые купюры печатали на сцене театра, во время представления пьесы из жизни фальшивомонетчиков, на глазах у сотен зрителей.