Выбрать главу

— Неудивительно, — сказал я, — наглых выскочек нигде не любят.

Я не собирался задеть Элизабет или ее отца, я говорил о других. Но она и без объяснений предпочла пропустить мои слова мимо ушей. И продолжила:

— К тому же, на Западе становится еще страшней, чем в России. Наши "гостинцы" пока не так многочисленны, как те, от которых отбиваются в Европе и Америке. И ведут они себя потише.

— Это понятно: к нам их вливалось меньше, потому что Россия беднее. И ехали они к нам с меньшими претензиями, поскольку наша жизнь бесправнее западной.

— Но в перспективе они тоже — мина замедленного действия.

— Разумеется, — согласился я. — У них много молодежи, а значит, энергии. Они сами пока не знают, в какую сторону эта энергия рванет. Всё было бы не так тревожно, если бы Россия могла естественным образом, без насилия, подчинить пришельцев своим обычаям, привить им зачатки своей культуры, в конечном счете — сделать россиянами.

— Для этого, как для всего остального, нам нужны идеи! — воскликнула девушка.

— Нам? Кого вы имеете в виду: тех, кто в нижнем слое, в верхнем, или всех вместе?

— Вас это, может быть, отталкивает, — решительно ответила Элизабет, — но я говорю от имени СВОЕГО класса.

— На ваш класс работают академия наук, армия политологов и публицистов, легион телевизионщиков и писателей.

— Перестаньте, Валентин Юрьевич! — прикрикнула она. — Такой юмор сейчас неуместен! Вы не хуже меня знаете, что науку и литературу затоптали еще при Ельцине. Потом вытравили публицистику. А в последние годы выхолостили и русский Интернет. Любая подпитка свежими идеями давно прервалась.

— Это был инстинкт самосохранения ВАШЕГО класса, — возразил я.

— Он оказался самоубийственным. Наша главная слабость сейчас — интеллектуальное вырождение.

— Но послушайте, — сказал я, — спасительную идею вообще не надо искать, она очевидна: сокращение численности коренного населения можно компенсировать только повышением его образования и научно-техническим прогрессом.

— Опять вы пытаетесь шутить! Вы же понимаете, что власть на это не пойдет, и не только из-за расходов!

— Всё имеет свои минусы и плюсы. При повышении уровня интеллекта в народе минусом для нынешней элиты будет то, что она быстренько скатится вниз. Но плюсом будет то, что скатится она без крови и даже без ушибов.

— Давайте не отвлекаться на абстрактные рассуждения! — попросила Элизабет. — Вернемся к реальности. Я знаю, сейчас в высоких кругах тайно обсуждают варианты спасения, но ничего придумать не могут. Последней идеей был уход с Кавказа. Ушли глупо, трусливо, подло, столько служивших нам горцев не вывезли, бросили на растерзание. Но всё же это было какое-то решение. А с тех пор — ни единой мысли. И с Запада ничего не позаимствуешь, нам их идеи не подходят.

— Именно поэтому ваш отец решил обратиться к разумникам? — спросил я.

— А вы только сейчас это поняли?

— Догадывался и раньше, но неотчетливо.

— Да, — сказала девушка, — отец видел в разумниках единственный уцелевший источник идей, единственную альтернативную нашему классу организацию, с которой возможен диалог.

Я с сомнением покачал головой:

— Похоже, у разумников с правительством перемирие. Они по-настоящему никого не трогают, а их никто не ищет. Не думаю, чтобы их законсервировали впрок, в качестве кладезя мыслей. Скорей всего, здесь тоже сработало что-то инстинктивное: противники опустили оружие и отвернулись друг от друга.

— Пусть так, — ответила Элизабет, — всё равно больше не к кому обратиться.

— А почему вы думаете, что разумники захотят спасать ваш класс?

— Я спрашивала об этом у отца. Он говорил, что разумники — патриоты. Не такие, как все эти сумасшедшие или платная шваль, настоящие. А спасение нашего класса, хоть он вам противен, сейчас и есть спасение России. Не идеальной, а реальной, какая уж получилась!

— Позвольте усомниться. Я бы не ставил между Россией и ее элитой знак равенства.

— Хорошо, — сказала Элизабет, — сформулируем по-другому. Крах нынешней элиты будет означать всеобщую гибель: падая, она погребет под собой всех. Если же элита спасется, то хоть немного полегчает и тем, кто внизу.

Я задумался:

— Значит, вы настаиваете, чтобы я продолжил работу и связал разумников с вами?