— Зачем им приспособленчество? — удивленно спросила Анна Федоровна.
— Чтобы существовать, — резко ответил Василий Иванович. — Чтобы крепче держать паству в руках. Сектантские вожаки понимают: не так-то легко перетянуть советского человека из нашего мира в это благостное затишье, где надо только заботиться о спасении души. У советского человека, даже у самого отсталого, все-таки имеются общественные навыки. Поэтому баптистские «пастыри» воздают, так сказать, «богово — богу, а кесарево — кесарю»: возглашают здравицы за наше правительство, молятся за «дело мира». С первого взгляда может показаться: эти люди не выключают себя из советской жизни. Но… — Василий Иванович раскрыл книжку журнала и постучал по странице согнутым пальцем, — с каким старанием прислушивается активное начало из того же, скажем, дела мира. Оказывается, борьба за мир — это дело господне, а «божий дух» сильнее бомб, потому что он делает людей лучшими… Представь себе, Аннушка, что было бы с делом мира, если бы мы в борьбе за мир в современной обстановке стали надеяться и ждать, когда «божий дух» сделает всех людей хорошими?
— Как все странно, — тихо произнесла Анна Федоровна. — Не приходилось об этом думать.
— Не приходилось, — с горечью согласился Василий Иванович. — Даже для меня, секретаря парткома, это новая «нагрузка». Но ты послушай, Анна, как они исхитряются. Когда речь заходит о библейских чудесах, слишком уж неправдоподобных, их, с позволения сказать, идеологи напускают густой туман. В древности, мол, дух святой сошел на апостолов в виде огненных языков и с шумом великим. И сейчас, дескать, дух святой тоже сходит на верующих, но по-новому, без шума и без огня. На языке человеческом, видишь ли, нет таких слов, которые смогли бы выразить божьи действия! Значит, в конечном счете тот же поповский запрет на трезвое понимание, на трезвую оценку: верь слепо и не рассуждай!
Василий Иванович перелистал журнал и после короткой паузы заговорил опять:
— Только баптистские идеологи похитрее попов. Те просто твердят: верь — и всё! А эти сплошь да рядом прибегают к доводам от науки. Вот, например, вопрос задают: мог ли появиться на челе Христа кровавый пот? И отвечают: да, мог. «В медицине известно, что кровь выступает через поры…» Слышишь? А вот объяснение: «Это порождается состоянием напряженной борьбы между сознанием долга и ясным сознанием страданий, которые должны последовать после выполнения долга…» Нескладно, но медицина все-таки упомянута. Чтобы, значит, покрепче было.
— Покрепче? — улыбнулась Анна Федоровна. — И что же, убеждает паству такая путаница?
— Должно быть, кое-кого убеждает, — раздраженно отозвался Василий Иванович и опять полистал журнал. — А вот, обрати внимание, на какие рассуждения пускается их главный брат Строев. Он, представь себе, пытается провести водораздел между умом и душой человека, а в более крупном плане — между наукой и религией. Он учит, что на вопросы души отвечает слово божие, а на вопросы ума ответы дает наука. И друг другу они, религия и наука, якобы не противоречат. Отсюда делается вывод о возможности и — слушай внимательно! — даже закономерности сосуществования коммунизма и Христова учения. Христос, по-ихнему, был первым коммунистом на земле.
— Христос был первым коммунистом, — повторила с иронией Анна Федоровна. — А я и не знала.
Василий Иванович помолчал, сдвинув светлые брови, он, кажется, даже зубы стиснул.
— Это уже рассчитано на людей, полностью одураченных, полностью ослепших! И знаешь, Анна, мне думается, они опаснее православных попов. Действуют тоньше, обдуманнее, находят время терпеливо обработать каждую «овцу». Крещение у них принимает взрослый человек, после долгой подготовки. Службу справляют не на церковнославянском, а на русском, можно сказать — на житейском языке. Иконы, рясы, кресты и всякую церковную парадность отвергают. Словом, простому человеку они понятнее, доступнее…
— Но ведь это всего только секта, одна из сект. Их, наверно, не много, Вася? — спросила Анна Федоровна.
— Нет, к сожалению, много, Аннушка. И у них международные связи. Их будущие пресвитеры, например, обучаются в баптистском колледже в Англии.
— Вот как!
Василий Иванович закрыл журнал, отложил в сторону. Мысли его, должно быть, вернулись к Катерине Лавровой, потому что он сказал:
— Женщин у них много… по крайней мере в московской общине. «Брат» Строев иногда обращается к ним с особым словом. И послушай, какое опять противоречие. — Василий Иванович придвинул к себе мелко исписанный блокнот. — «Первым снопом, пожатым в Европе для Христовых житниц, была женщина Лидия», — это слова Строева. И далее он добавляет не без расчетливой лести: «Как это должно быть отрадно для наших сестер!» А затем изрекает совсем уж всерьез: «Женщины в христианстве всегда имели большое значение, они много сделали для Христа… Влияние женщин вообще велико в мире. Кто-то сказал, что событиями мировой истории руководят женщины…»