— Очень хорошо, — громко перебила ее репортерша, неясно почуявшая опасность.
И уже просто для себя, опустив микрофон, с любопытством спросила у растревоженной женщины:
— Ну как, Екатерина Степановна, приятно?
По румяному лицу Лавровой прошла смятенная, горькая тень.
— Очень тяжело! — неожиданно сказала она (хорошо, что не в микрофон!). — Очень тяжело… ото всей моей жизни.
1961—1963