— Ну, прощай. А будет невмоготу — найдешь нас. Поняла?
XIX
Двери высокого серого дома, в котором помещались ясли, были распахнуты настежь. В просторной прихожей, где между двумя тяжелыми колоннами прилепились крохотные вешалки, Клавдия нашла заведующую. Это была полная озабоченная женщина с нездоровым румянцем, в полураспустившихся кудряшках. На белом, хорошо проглаженном халате ее грубо темнело грязное пятно.
— Вы к нам? Помогать? — спросила она неожиданно слабым, ломким голосом и взглянула куда-то мимо Клавдии выпуклыми, слеповатыми глазами. — Милая, господи… Настенька, Дарья Семеновна! Райком нам прислал, не забыли!
— Ну и славно, Вера Николаевна, — сказал сзади Клавдии спокойный старушечий голос. — Ребятишек вместе таскать будем.
— Я, знаете ли, очки разбила в суматохе, — доверительно пожаловалась заведующая. — А у меня близорукость, представьте, десять диоптрий, и теперь ничего не вижу. Сковороду сослепу к себе приложила, вот пятно какое…
Из-за дверей донесся тонкий ребячий плач, и заведующая осторожно подтолкнула туда Клавдию:
— Идите в спальни, там вам покажут.
В большой белой с голубым спальне, насквозь пронизанной солнечными потоками, в белых деревянных кроватках копошились ребятишки, совсем маленькие, меньше Митеньки. Их было двадцать или немного более.
Старая, расчетливая в движениях и похожая на монашку няня Дарья Семеновна объяснила Клавдии, что состав теплушек, куда следовало грузить ясли, стоял за станцией, у семафора. Его отвели туда потому, что немецкие самолеты особенно охотно разгружались именно над станцией. Лошадей же яслям не дали — весь транспорт занят у элеватора, который грузится теперь днем и ночью, а иной раз и под бомбежкой. Значит, ребят надо таскать на руках через весь город, по шоссе, до березовой рощи.
На Клавдию надели халат, такой большой, что она обвернулась им два раза.
Робко подойдя к кроваткам, она выбрала толстенького, рыжего, чем-то недовольного мальчишку, неумело прижала его к себе и, странно сладко ощущая теплые цепкие ручонки и чистое ребячье дыхание, быстро пошла по улице к станции. Оттуда, освободившись, она бежала всю дорогу — скорее, скорее — к серому дому с распахнутыми дверями.
Сначала она изнемогала от жары в своем длинном халате, потом ей стало холодновато — она не понимала, почему. Граница между днем и ночью была потеряна. Несколько раз смутно она слышала близкий противный, сатанинский вой самолета. Басовые раскаты артиллерии гремели где-то левее станции. Но Клавдии, да, кажется, и другим женщинам из яслей, было безразлично все, кроме ребят, которые ждали их, ничего не понимая, в своих белых кроватках. Все сместилось, отодвинулось куда-то, ничто не удивляло, не страшило. Было одно только страстное желание: дотащить ребят до эшелона, чтобы поезд тихо тронулся и, фыркая, уполз в спасительную березовую рощу, а затем в далекие подмосковные леса.
Клавдия забыла, когда она ела, когда спала. Кажется, кормили странной жидкой кашкой с ломкими сухариками. Потом она залезла в пустую неудобную кроватку и провалилась в недолгий сон.
И вот наконец наступил прощальный рассвет, — ребята, все до одного, уже спали в теплушках, среди многочисленных белых тюков с продовольствием, бельем, медикаментами.
Поезд должен был уйти, затемно, до зари, а Вера Николаевна, заведующая, все еще ходила по высоким тихим комнатам яслей, постанывала, хваталась за вещи, подносила их близко к глазам и никак не хотела уходить.
За ней, словно тени, бродили очумелые Дарья Семеновна, молоденькая медсестра Настенька и сзади всех — Клавдия, совершенно обессилевшая от усталости.
— Идемте, Вера Николаевна, пора, — степенно урезонивала заведующую Дарья Семеновна. — Всего не захватишь, абы ребят живыми вывезти.
Вера Николаевна неуверенно потрогала скатерки на тумбочках и махнула рукой. Ее выпуклые глаза заволоклись слезами:
— Она создала эти ясли, представьте, даже дом при ней строили, — прошептала, несколько шепелявя, Настенька.
Дарья Семеновна внезапно посуровела лицом, крепко взяла за руку заведующую и повела ее вон из дома. Настенька поплелась за ними. На крыльце Вера Николаевна вырвалась из рук няни.
— Ах, запереть забыла, запереть, запереть! — со страшным волнением сказала она и выхватила из кармана связку тяжелых ключей.
— Ни к чему, Вера Николаевна, — твердо и даже грубовато сказала Настенька.
— Посмотрят на твои замки, как раз! — с тоскою проворчала няня.
Но Вера Николаевна нашла взглядом Клавдию, подозвала и сунула ей ключи.