Она слышала и не слышала какой-то слабый звук, совсем близко от себя, во дворе. Он то возникал, то пропадал, смешиваясь с высоким воем лебедок. Наконец она различила монотонный детский голос и крикнула, вглядываясь в черную тень от дома:
— Галя!
Пение прекратилось, и робкий, глуховатый голос откликнулся: «А?»
— Иди сюда, Галенька! — голос у Веры радостно дрогнул.
Галя тихонько поздоровалась и опустилась на краешек скамьи. Вера осторожно обняла ее за плечи и притянула к себе. Девочка вдруг приникла к ней всем телом, и Вера услышала у себя под ладонью, как быстро колотилось ее сердечко.
— Не успела я, Галенька, сходить к твоему директору, — виновато сказала Вера.
— Да уж не надо: я работаю, — с важностью ответила Галя. — На пуговичной фабрике. Тетя Вера, а я… — Галя вдруг взволновалась и едва не вырвалась из рук Веры. — А я ведь заплакала по правде. Директор удивился и говорит: «Вот прилепилась!» И послал меня в цех, подносчицей. Это — ракуши таскать в корзинах. Они легкие! Как хорошо, тетечка Вера! Я вас ждала — сказать.
— А я тоже поступила… в мастерскую, — задумчиво проговорила Вера. — Я теперь швея. Мастерская наша в подвале помещается. А работы у нас, знаешь, сколько… У нас, Галенька, очень красивая начальница, такая красивая, просто удивительно.
— Наверно, как моя мама, — прошептала Галя и вздрогнула.
— Наверное, — убежденно подтвердила Вера и крепче прижала к себе худенькие плечи девочки.
Они помолчали, прислушиваясь к уличному шуму.
— Сегодня я столько всего насмотрелась, надумалась! — доверительно, как взрослой, сказала Вера. — И на себя гляжу и думаю: я это или не я? Как будто новая жизнь у меня началась, право.
— И у меня! — радостно вскрикнула Галя. — И у меня новая! Нет, я довольная, — прибавила она после некоторого раздумья. — Я довольная всем. Только вот с Танькой нелады.
Она порывисто и озабоченно вздохнула.
— А что? — шепотом спросила Вера.
— Ее тоже взяли подносчицей, а она сразу уж не старается. Я ее поругала, — с горечью прибавила Галя.
Они поднялись, тесно обнявшись, прошли через двор и расстались в темном коридоре.
Вера ощупью пробралась к себе и повалилась в постель.
Вот она, желанная усталость! Нет, она не простая и не грубая, эта усталость: в ней есть сознание хорошо прожитого дня. Сейчас надо закрыть глаза, ни о чем не думать, — а завтра снова шить, шить…
V
Прошло еще два дня. Выполнение заказа подвигалось туго. Евдокия Степановна почти не появлялась дома: она ночевала в мастерской. Вера возвращалась, когда вся квартира уже спала. Она падала в постель и засыпала как убитая, — натруженные руки болели даже во сне.
Первая бригада швейниц, куда попала Вера, оказалась старательной и дружной, а бригадир Евдокия Степановна — беспощадно требовательной, почти грозной. Красное бархатное знамя победителей в соревновании бессменно висело над ее машиной.
Зато отставала соседняя, вторая бригада.
Среди недели в мастерской подсчитали выработку, прикинули сроки, — получалось, что плана им никак не выполнить. Поздним вечером провели собрание. Оно вышло шумным и гневным. Швеи из второй бригады горько жаловались на молоденьких девчонок, которых будто бы подкинули к ним скопом. И швейниц и девчонок ругали так сурово, что Вера с непривычки перепугалась. Что же теперь будет?
Марья Николаевна помалкивала, хмурое лицо ее было непроницаемо. Вот всегда она так: даст людям выговориться, и если сочтет, что, накричавшись, швеи нашли верный выход или решенье верное, — промолчит до конца.
И с таким же вот тихим, неприметным упорством, не крича, не споря, не надоедая начальственными «указаниями», Марья Николаевна как никто умела самую обыкновенную женщину-домохозяйку, привыкшую орудовать только в четырех стенах кухни, подвести к понятию труда общего, государственно важного. И — Вера знала это по себе — новая швея быстро и накрепко прикипала к мастерской, и не только выполняла норму, как любой служилый или рабочий человек, но уж и гордилась трудом своим, и жаждала его.
Вот эту гордость начинала ощущать в себе и Вера, совсем новая, недавняя работница. И напрасно она напугалась того вечернего собрания: утром, войдя в мастерскую, увидела она возле каждой девичьей машины швею из своей бригады. Урывая минуты из считанных и трудных своих рабочих часов, женщины терпеливо обучали молодых швейниц.
— Отругали — теперь помочь надо, — кратко объяснила Вере Зинаида Карепина и указала на дальнюю машину, за которой сидела рыжая девчонка с удивительно длинными руками и золотистыми глазами.