Во дворе шумели празднично приодетые ребятишки, хозяйки вешали белье, выбивали ковры, раскидывали на заборах полосатые матрацы. Галина бабушка, позвякивая спицами, медленно ходила по огороду и была сейчас похожа на деревенскую почтенную старуху — инспектора по качеству, потому что за бабушкой шла то одна, то другая хозяйка грядок, покорно и уважительно выслушивая скупые замечания. Поднявшись в цветничок, бабушка наклонилась над грядами, положила вязанье на скамью и принялась быстро и тщательно выдергивать крапивные ростки.
Галя в своем единственном праздничном сарафанчике выскочила из парадного, сияющая и торжественная: сегодня был ее первый выходной день. Заметив Веру, сидевшую у окна, она без нужды одернула свой сарафанчик и со всех ног побежала со двора.
Вернулась она почти тотчас же, но не одна: с нею быстро шагала рослая, статная девчонка, даже скорее девушка, с рыжими кудрями и синими кукольными глазами на безбровом лице, пушистом, как персик, очень веселом и лукавом.
— Это Танька, — с гордостью сказала Галя, и Танька без всякого смущения, посмеиваясь, через окно протянула Вере руку.
— Подождите, девочки, я выйду, — сказала Вера.
Очень они были разные, эти девочки, — худенькая, порывистая Галя и Таня, пышущая малиновым румянцем и, кажется, чрезмерно уверенная в себе.
Втроем они уселись у крыльца на бревнышке.
Первой заговорила Таня:
— Ужасно вчера было весело у ремесленников. Аккордеон, и вальсы все время, старинные такие, представляешь? — Она коротко и самодовольно засмеялась. — А куда ты-то провалилась? Анекдоты рассказывали, представляешь? Я умирала просто…
— Хохотуша ты, Танька, — задумчиво сказала Галя. Она, верно, думала про свое, потому что прибавила неожиданно: — А помнишь, как я тебя проклинала?
Таня помолчала с приоткрытым ртом, — должно быть, что-то вспомнила, — и досадливо усмехнулась.
— Пустяковина.
— О чем это вы? — спросила Вера.
Таня пожала плечами, а Галя принялась сбивчиво рассказывать об одном поверий школьников: если ничего не знаешь к экзамену, нужно, чтобы тебя проклинал кто-нибудь из друзей, — тогда может вывезти удача.
Таня совсем не слушала, а только обмахивалась веточкой клена и улыбалась. Вера легко представила себе, как смирная и приодетая Таня идет на экзамен рядом с маленькой Галей. Перед дверью страшного класса Таня, сжимая под мышкой трепаный учебник, с отчаянием шепчет Гале:
— Проклинай, проклинай!
— Проклинаю, — медлительно, серьезно говорит Галя.
А Галя, наверное, училась неторопливо, ровно, прочно, — так все делалось в этой ладной мастеровой семье…
— Там у нас речка Чонка была, карасики плескались… — тихонько сказала Галя, глядя мимо всего своими широко расставленными глазами.
Таня быстро глянула на нее, потом на Веру и потупилась. Вера поняла, что обе вспомнили о родине.
— Летом вода в Чонке зеленая станет, и лилии по ней, — тихо и мечтательно говорила Галя. — Как ветром полыхнет — все белым-бело. А между стеблями утки плавают…
— Ну и плавают! — сердито откликнулась Таня. — Никто там сейчас не плавает.
Галя будто ничего не слышала.
— А помнишь, Танька, в канаве-то мы с тобой…
Таня только возмущенно фыркнула: она явно не одобряла этот разговор и исподтишка даже дернула Галю за сарафан. Скорее всего, Тане просто не хотелось себя растревоживать, — выражение счастливой лени так и сияло на круглом ее лице.
— Расскажи про канаву, Галюша! — осторожно попросила Вера.
Ну конечно, это случилось летом 1941 года. Галя и Таня сдали экзамены за седьмой класс. Страшный рассвет 22 июня они пережили вместе и вместе убежали из тихого украинского городка, от речки Чонки, от вишневых садов, от своего детства, окончившегося так внезапно. В первую эту ночь взрослой жизни, лежа у шоссе в канаве, девочки обнялись, заплакали и поклялись друг другу в вечной дружбе и в верности…
Рассказав все это, Галя смолкла и требовательно взглянула на Таньку.
— Упрямая ты, — спокойно и звонко проговорила та.
Вера поняла, что их клятва возникла по страшной случайности, от войны, от ужаса, и легкомысленная Танька быстро обо всем забыла.
Сердито помолчав, Танька спросила:
— Это для того ты меня позвала? — И добавила, повернув к Вере румяное, усмешливое лицо: — Ей-богу, все девчонки на нашей улице говорили, что у Гальки Неволиной тяжелый характер.
Галя нервно подобрала пальцами челку, падающую ей на глаза, и пробормотала, покосившись на Веру:
— Ну, и тяжелый, и что же?
Видно было, что не впервые она слышит насчет характера и сама, наверное, думает, что так это и есть.