— Несем ее на четвертый этаж. Пусть Миша ее поищет.
— Здорово придумали! — не удерживается Чернак. — Давайте, я помогу.
Он с детства сильно хромает на одну ногу, но поднимает матрац, взваливает его на голову и быстро идет вверх по лестнице.
Когда он спускается на второй этаж и заходит в свою комнату, то останавливается как вкопанный: шкаф перевернут вверх ногами, а угол, где стояла его кровать, пуст.
— Тебе не следовало бы этого делать, — обращается он с упреком к Владо, и глаза его становятся влажными. — Знаешь же, у меня больная нога.
Студенты громко смеются, а Владо кусает нижнюю губу. Он чувствует свою вину перед другом. Позднее он встретился с ним только раз. Потом вскоре Чернак уехал домой и погиб в начале Словацкого национального восстания при минировании моста.
«Это были всего-навсего глупые шутки», — успокаивает себя Владо и смотрит на белую полоску снега. Тогда он не обидел Чернака, хотя, правда, расстроил его. Но почему сейчас он видит во всем только трагическое? Зачем из мухи делает слона? Или с человеком всегда так бывает, когда перед ним все пути закрыты? Тогда он якобы взвешивает все хорошее и плохое, и его мучает совесть.
Нет, он не должен был утаивать ничего от Елы, даже мелочи. Скроет человек что-либо плохое, а потом сам сильно мучается.
Владо проводит рукой по влажному лбу. Немцы о чем-то вроде заговорили. Он напрягает слух, но не понимает ничего. Это над блиндажом шумит ветер.
20
Еле кажется, что температура у нее упала. Она не может больше лежать в постели. Встает и быстро одевается. Подходит к окну и с волнением думает о том, что ей снилось. Беспокойство в ее душе растет.
Она снова полна воспоминаний. Ей хочется представить себе Владо веселым и жизнерадостным. Пусть он смеется, пусть дурачится перед ней. Так она уже однажды делала, когда отца увезли в больницу на операцию. Она вспоминала веселые истории, какие у них случались с отцом, и была уверена, что этим она поможет и ему. К сожалению, не помогла: отец умер. Но тогда она все же легче перенесла горечь утраты. Ела вспоминала, как отец, надев маску на лицо, устраивал дома представления кукольного театра, как ловко под его руками на ниточках прыгал Гашпарек и топала ногами баба-яга. Ела с сестрой тогда заливисто смеялись и вскрикивали от радости.
Владо… Она узнавала его по звонку: один короткий, два длинных. Открывает ему дверь, ведет в комнату. Мамы дома нет, а сестра ушла с девочками купаться на речку. Владо втаскивает тяжелый чемодан и ставит его в угол.
— Что у тебя там?
— Кабачки. Представь себе, обыкновенные кабачки.
— Такие тяжелые?
Владо засучивает рукава.
— Через полчаса сюда зайдет мой коллега, возьмет чемодан и улетучится, как камфора.
— Но ты мне скажешь, что там?
Владо открывает чемодан, и Ела смотрит недоумевая. Что это? Консервы? Кружки? Гири?
— Гранаты, — говорит Владо, — только тихо!
Потом появляется в комнате третий. Владо представляет своего коллегу:
— Чернак, Павол Чернак.
Они закуривают и предлагают ей.
— Эти кабачки Павол возьмет с собой в Татры, — улыбается Владо. — Надо развеселить туристов. Там тихо, а у нас в горах уже каждая ветка стреляет. Накормим фашистов такими кабачками.
Они смеются, Чернак особенно заразительно. Он берет гранаты и кладет их снова в чемодан осторожно, как яйца.
— Пойдут на семена, — говорит Чернак.
— Хорошо, урожай должен быть через несколько дней. Ты умеешь с ними обращаться?
— В моих руках они не взорвутся. Это скорее случилось бы у тебя, Владо.
— Ты так не говори. Меня этому учили, — с обидой замечает Владо и хмурит лоб. Но Ела убеждена, что Владо не умеет обращаться с гранатами.
— Меня учили петь, — смеется Чернак, — ну и что из этого получилось? — Он вытягивает больную ногу и добавляет: — Ты в технике ничего не понимаешь.
— Это правда, — соглашается Ела, — Владо не умеет даже карандаш хорошо заточить.
Все же напрасно Ела старается, сейчас она не может представить себе Владо веселым и беззаботным. Даже воспоминание о встрече с Чернаком не может ее развеселить.
Но вот вспоминается другое: слышатся голоса, серьезные и иногда раздраженные. Что-то готовится. В деревне старые коммунисты засиживаются до ночи, даже нотариус с трактирщиком напротив о чем-то таинственно шепчутся. Что же будет? В горах что ни ночь горят костры. А над ними кружатся самолеты с Востока. И вот уже деревенские парни обступают парашютистов. Но что предпримут словацкие солдаты? Они же вооружены. Чего они ждут? Немцы хотят нас полностью оккупировать, об этом даже уже воробьи чирикают. Нужно что-то начинать.