Ветер разрывал черные тучи, а когда затихал, чтобы собраться с силами, они повисали над округой огромными летучими мышами. Нот вот на безоблачном кусочке неба появился месяц, и тотчас же на поверхности воды затанцевало медное блюдо — его отражение. Он осветил зеленоватым светом блоки строящихся домов, груды кирпичей и краны, протянувшие над стройкой свои аистиные шеи.
Близилась полночь, но никто из рабочих не спал. Что, если Ваг ринется на стройку и доберется до фундаментов? И без того много подпочвенной воды в подвалах. Может пропасть большой труд каменщиков! Резиновые сапоги разбивали зеркала луж под лесами домов. С шумом работали насосы, к которым из подвалов тянулись резиновые шланги.
На берегу реки между бульдозером и грузовиком суматошно мелькали фигуры людей. В свете прожекторов было видно, как они забирали лопатами привезенную щебенку и кидали ее на растущую насыпь, которой хотели предотвратить наводнение. Тут же скрежетал бульдозер, вгрызаясь своими железными челюстями в каменистую землю.
Бригада бетонщиков во главе с Мишо Бакошем не поддавалась усталости, хотя по голым спинам мужчин струился пот. Каждому было ясно одно: надо скорее укротить одичавший Ваг. И каждый работал за пятерых, пока не закончили свое дело.
Перед насыпью, склонившись над водой, стоял парень лет двадцати, голый до пояса, в узких брюках. В руке он держал фонарик, которым освещал замерную планку с делениями. Погасив свет, парень опустил фонарик в карман и почесал за ухом. Поправил рукой упавшие на лицо длинные волосы и не заметил, как к нему приблизился плечистый мужчина в спецовке. Когда тот дотронулся до его спины, парень вздрогнул от неожиданности и, громко сплюнув, сказал:
— Черт тебя побери! Чего пугаешь?!
— Эх, ну и герой ты, Джонни! — ухмыльнулся мужчина в спецовке и не спеша закурил сигарету.
«Однако ему нельзя рассказывать все о себе. Про Джонни вспомнил», — подумал Рудо и сказал:
— Перестань, Тоно. Не прикидывайся подростком. Тебе же за тридцать. Ты прекрасно знаешь, что меня зовут Рудо Главач.
Тоно Илавский затянулся, потом выпустил дым через нос и с шумом выдохнул:
— Говоришь, Рудо? Тебя так окрестили? А в чем крестили? В роме? — подзадоривал он его, как маленького.
— Мать его сама бы вылакала, — махнул рукой Рудо. — Дай-ка мне лучше «Липу».
Тоно достал из кармана пачку сигарет, что-то пробормотал. Огонек зажигалки осветил два лица. У Тоно лицо круглое, скуластое, с орлиным носом, у Рудо — худое, продолговатое, с черными лукавыми глазами.
Огонек погас, и Тоно громко зевнул:
— Пора бы нам спать. Мы здесь вымокли, точно курицы, а Ваг делает что хочет. Послушай, — он взял Рудо за рукав, — на стройке ты ползаешь как улитка, а сейчас живот готов надорвать.
Рудо вытер лоб. Переступая с ноги на ногу он чувствовал, как вода хлюпала у него в ботинках.
— Ты в сапогах, и мне бы надо было сапоги надеть, — сказал он. — Но ничего. Эта работенка мне по душе.
— Чего ты стараешься, — не выдержал Тоно. — Думаешь, что получишь за три смены?
Когда утром началось наводнение, Рудо даже и не помышлял о деньгах. Им овладело предчувствие надвигающегося бедствия, которое будоражило его сознание и заставляло забыть об однообразных пустых буднях. Ему уже до чертиков надоело изо дня в день подавать каменщикам похожие как две капли воды кирпичи или же делать одни и те же движения лопатой, бросая в пасть бетономешалки щебенку, и к тому же слышать все те же команды ворчливого бригадира.
Нет, уж лучше меряться силами с одичавшим Вагом. В этом есть какая-то романтика!
Утром его послали спасать хозяйство соседнего кооператива. На свиноферме было по колено воды. Но он не обращал на это внимания: в загонах метались большие свиньи, а те, что были поменьше, опирались передними лапами о стену и поворачивали к людям ушастые головы, как бы зовя их на помощь. Потом он работал здесь, у насыпи. Он, точно заведенный, не зная усталости, швырял щебенку, радуясь тому, как быстро растет дамба. И сейчас он был все еще в том же приподнятом настроении, которое так редко приходило к нему.