Валко сделал страдальческое лицо. Он потирал заросшие щеки и бороду и неуверенно защищался:
— Что ж, мне оставлять кур тем, кто работал еще меньше, чем я? С утра я тоже достаточно потрудился из-за этого наводнения. Сейчас пойду отнесу мешок и вернусь к вам, ребята.
Тоно и Рудо смотрели ему вслед, как он обходил лужи, как виновато озирался, и молчали до тех пор, пока он не исчез за тополями.
На берегу у заградительной насыпи стихли моторы. Через минуту замигал огонек костра. Черные тени встали в круг, некоторые рабочие грелись, прыгая с ноги на ногу или протягивая руки к скупому пламени.
— Идем к ним, — кивнул Рудо. — Кажется, они что-то пекут. Ага, и Бакош там…
Они молча пошли вдоль реки, которая продолжала лизать волнами берег.
— Что ты думаешь о Бакоше? — начал первым Рудо.
Тоно хмыкнул и махнул рукой:
— Фанатик. Природа любит капризы, и Бакош как раз исключение. Но одна ласточка весны не делает.
Рудо ничего не понял. Он знал, что Тоно любит изъясняться витиевато и непонятно. Но переспросить постеснялся: еще примет за недалекого человека.
Они остановились у насыпи. Пенистый водоворот гудел, словно турбина, даже земля от него дрожала. Тоно без малейшего любопытства глядел на реку. Рудо тоже смотрел на воду, но при этом думал о только что закончившейся борьбе со стихией. Его вновь было вспыхнувшие раскаленными угольками глаза погасли, как только он перевел взгляд на группу рабочих, собравшихся у костра. Уж больно они были непохожи на тех, одержимых, горящих в работе людей, что сооружали насыпь.
Теперь одни из них собирали для костра хворост, другие, склонившись над огнем, что-то пекли и тихо о чем-то мирно говорили между собой. Можно было подумать, что они только что закончили обычную смену и пришли сюда на вечернюю рыбалку.
Рудо и Тоно подошли к костру. Тоно, как всегда, спокойный, скучающий и безразличный ко всему. Рудо — уже совершенно другой, чем был еще недавно у насыпи. Сейчас все эти рабочие были для него уже не героями, воевавшими с рекой, а обычными каменщиками и бетонщиками. И он поэтому снова почувствовал себя рядом с ними тем же маленьким, незаметным человечком — подсобным рабочим, в обязанности которого входило подносить кирпичи и бросать лопатой щебень. Глаза у него погасли, худое лицо обмякло. Разочарованный и удрученный, он уселся на круглый камень.
— Слава богу, все кончилось, — вздохнул Мацак, пожилой мужчина с широким лбом, смотря при этом на кусок поджаренного над костром сала. С сала капал жир, и он подставил под него большой ломоть белого хлеба.
Мацак предложил Рудо угоститься.
— Ну, ладно, давайте, — буркнул тот.
Мацак отрезал ему кусок сала и хлеба, вытер жир с подбородка и сказал:
— Непутевый-непутевый, а сегодня, ей-богу, ты поработал неплохо.
— При чем тут непутевый? — пожал плечами Рудо и, проглотив кусок, сжал зубы от злости: «Зачем я только взял сало?»
Пламя сникло, как гребешок у старого петуха, но тут вовремя подоспел Валко с охапкой щепы. Костер затрещал, задымился, и лица людей вновь осветили белые и красные языки пламени.
— Сегодня будет еще какая-нибудь работа? — тихо спросил Валко и присел на доску рядом с Мишо Бакошем.
Никто не отозвался. Мишо Бакош, высокий, костлявый пятидесятилетний мужчина, полез в карман за бутылкой. Бутылка сверкнула у него в руках, и отблеск от нее осветил на секунду лицо Бакоша. Валко заметил, как в иронической улыбке скривились его губы.
— Кто работал, тот пусть пьет, — сказал Бакош и протянул первому бутылку Валко.
Окружающие загоготали, но Валко ничего не понял. Он заморгал глазами, глотнул и передал бутылку соседу. Та переходила из рук в руки и пустая вернулась к Валко.
— Судя по глотку, ты самый лучший среди нас работник, — поддал ему Бакош локтем в бок, а Мацак проворчал:
— Именно так. Ей-богу, самый лучший…
Когда смех затих, Бакош вытянул перед собой ноги и не без гордости произнес:
— Да, это была чертовская работка! Зато теперь река нам не страшна.
Пламя костра отражалось в его веселых глазах и освещало усталые, но довольные лица сидевших кружком молчаливых мужчин. И как не быть довольными: они оказались победителями в поединке с рекой.
— Хороша сливовичка, — признался Мацак, — хороша, да мало.
— Корчма, слава богу, не на луне, — отозвался сын Бакоша, Штефан. — Да и на луну уже летают ракеты.
— Надо бы отметить как следует такое дело, — предложил Мишо Бакош. — Но сейчас уже все закрыто.